Екатерина Каптен - Мир, в котором меня ждут. Ингрид

Девочка поставила в ящик свои полуботинки и дважды стукнула по нему костяшками пальцев. Дверка захлопнулась, ящик сделал глотательное движение, и полуботинки исчезли. Ингрид бросила беглый взгляд на ноги Лавры: она была обута в балетки песочного цвета.

– Я могу и босиком! – быстро сказала Ингрид, боясь напрячь коменданта своими потребностями.

– Ингрид, надеюсь, мы ещё увидимся, а пока что до завтра! – Нафан передал новоиспечённую спутницу Лавре и спешно удалился по правому коридору.

Лавра поправила очки и сказала:

– Нам на первый этаж. Здесь каждый имеет свою личную комнату.

Пройдя по коридору первого этажа, Лавра и Ингрид попали в большой круглый зал (девочка вообще отметила в Междумирье любовь к круглым помещениям). В его центре находился огромный очаг – многосторонний камин, вокруг которого стояли столы и столики, кресла, пуфы, стулья. Зал тихо гудел голосами разных тембров и высоты.

– Это общий этаж, здесь могут находиться все учащиеся. На следующих ярусах – личные комнаты. Левые коридоры для девочек, правые – для мальчиков. А на первом этаже, если пройти в сторону кухни, – термы и лазарет. – Рассказывая, Лавра плавно указывала рукой в разные стороны.

Ингрид всё равно ничего толком не запоминала: слишком много было всего нового. Они шли по общему залу, потом поднялись по лестнице на второй ярус, где находились комнаты учеников Ликеи, как здесь называли учащихся первых двух лет – они-то и носили форму серого с кобальтом цвета. Третий и четвёртый этажи занимали академисты. Лавра говорила по дороге очень мало и только по существу, но при этом вела таким путём и с такой скоростью, чтобы Ингрид успела освоить дорогу. И вот подвела её к длинной стене коридора с дверями через каждые два метра.

– Здесь личные комнаты девочек, твоя под номером 98.

Лавра указала на нужную дверь комнаты, приложила руку Ингрид ладонью к дверной панели из бука, и дверь послушно отворилась.

– Как и многое другое, здесь двери запоминают руки. Сюда можешь войти только ты, и так же только ты можешь кого-то впустить. Можно дать специальное разрешение для друзей, но только своего же пола.

– О, на земле бы такая система здорово снизила воровство, – не удержалась Ингрид.

– Воровство? – Удивление Лавры было так велико, будто она вообще впервые слышала это слово. – На земле воруют… Часто?

Ингрид опешила, однако ответила:

– Ну как часто… Нас, слава Богу, нет, ещё ни разу, но многие рассказывают, как воры выносили из квартир технику, деньги, ценности.

Лавра будто бы потускнела. Что она подумала, оставалось загадкой, однако на лице появилась какая-то тень разочарования. Ингрид вернулась к дверям:

– Мм, но тогда же зачем дверям запоминать руки хозяев? И не пускать остальных?

– Разумеется, для того, чтобы каждый мог уединиться и побыть сам с собой в тишине.

Теперь удивилась Ингрид. Она настолько привыкла, что «личным пространством» может быть лишь конкретно тот стул, на котором она сидит в определённый момент и который мгновенно перестаёт быть таковым, стоит с него подняться, что мысль о целой личной комнатушке для уединения повергла в шок. А ведь даже у коробочки с ценным артефактом это не получилось.

Лавра и Ингрид переступили через порог комнаты. Ингрид заметила, что в комнате, как и на всех входах во дворец, уровень пола возвышается на одну ступень, а прихожая, площадью буквально с небольшой стол, отводится для обуви и сумок. Личная комната и впрямь была крохотной – всего, наверное, квадратов десять и очень скромной по количеству вещей. Окно располагалось в стене напротив двери, спальное место – низкий топчан – слева от окна, рабочее место – бюро, конторка и деревянное кресло – справа. Узкий книжный стеллаж у той же стены, что и бюро, находился почти у самой двери в ванную. Комод с кроватью стояли в одном ряду со стенным шкафом для одежды – собственно и это всё, что было из мебели. Правда, все вещи – из добротного дерева, мягкие части обиты крепким сукном, и ни пылинки. Лавра указала на узкую дверь справа и сказала, что через неё легко попасть в любую свободную уборную и обратно.

– Очень удобно! Не надо бегать по коридорам и искать свободную!.. – восторженно выпалила Ингрид.

Лавра не особо разделяла подобный энтузиазм, хотя, возможно, ей просто не с чем было сравнивать. Ингрид получила от неё лист с распорядком дня и какие-то книжечки типа брошюр и блокнотов на кольцах. Комендант вежливо откланялась и добавила, что к ней всегда можно обратиться с вопросами.

Ингрид положила брошюры и расписание на бюро, а сама принялась изучать свою новую комнату. Спальное место было достаточно жёсткое, но удобное, в двух ящиках под кроватью она нашла подушки, одеяла, постельное бельё. В бюро уже лежали запасы тетрадей и письменных приборов, на поках стеллажа – необходимые книги. Будто бы это место специально ждало её прихода и готовилось к нему. В стенном шкафу оказалась вся нужная одежда и обувь именно её размера! Несколько учебных форм разного кроя, но в одном стиле и одной цветовой гаммы – кобальт и серый, несколько платьев в том же цвете, фетровый плащ-накидка, пальто, костюм с бриджами – для верховой езды. А также халат и ночные рубашки, полотенца, гетры и какой-то шёлковый костюм, который сильно отличался от остальных. Она смотрела на него и пыталась сообразить: что это за лосины с туникой? А потом вспомнила один журнал мод почти столетней давности, где были нарисованы платья и костюмы буржуа. Шелковый костюм был точь-в-точь как купальник со страниц этого журнала. Ингрид тихо рассмеялась, вообразив себе мокрый липкий шёлк.

Наконец Ингрид воспользовалась дверью в уборную. От своих собратьев на земле ванные комнаты отличались особым лоском, теплом и запахом чистоты. В этот раз Ингрид попала в комнату, где вместо привычной керамической раковины на дубовой столешнице стояла раковина из створки гигантского моллюска, а вода била маленьким фонтанчиком прямо в неё. Пол был уложен галькой, а стены обиты панелями под стать столешнице.

Ингрид вернулась в комнату, села за бюро и придвинула к себе расписание. Оно было плотным и немного пугало. «Я тут что, попала в армию?» – задала она вопрос сама себе.

Подъём – в 6:30 утра. Сбор и общая молитва – в 7:00 в трапезной, там же первый лёгкий завтрак. Занятия начинались уже в 7:30, причём первое всегда посвящалось искусствам – музыке, рисованию или каллиграфии. В 9:00 – второй, сытный завтрак, потом до обеда четыре больших урока: три сложных теоретических и физические упражнения, да не просто атлетика, а что-то посерьёзнее: верховая езда, плавание, фехтование, метательные искусства и – о, ужас! – хореография. Обед начинался в два часа, ровно после того, как голодные ученики возвращались с тренировок, и после него шёл какой-то «обиход». Что это такое, Ингрид пока понимала слабо, но решила, что разберётся по ходу пьесы. В пять – ужин («Ужин?!»), после 18 часов – личное время, в 20 часов вновь все собирались на вечернюю молитву и поздний ужин в трапезной, который обычно заканчивался к девяти. В 22:00 вечера – общий отбой.