Анжелика Нилова - Это всё я

Хотя бы слёзы. Я знаю, что выгляжу загнанным зверем. Тронь – и завоет.

Тай садится недалеко от меня за компьютер. В ожидании руки мои сжимаются так крепко, что тремор бежит по мышцам, доставая до живота. На экране появляется изображение.

Брюнет в бордовой кофте, который пах мускусом, стоит за высоким столиком-островком. Блондин в чёрной рубашке глушит пиво за стойкой. Я помню пот и выпечку, которые уловила, когда опустилась рядом в ожидании Патрика. Рыжий в возрасте за столиком недалеко от нас. Я постоянно отмахивалась от густющего шлейфа духов.

А вот и две чёрные макушки, склонившиеся над столиком друг к другу. Я и Патрик. Оба держим в руке по стакану с виски. Он – чистый, я – смешанный с колой. Картинка начинает дрожать. Сначала на экране вскакивает Патрик, следом – остальные. Меня бьёт эпилептический приступ, стакан крошится в руке.

Отрываю взгляд от экрана. Слёзы струятся по щекам, я переворачиваю дрожащую руку. Ладонь прорезают раны. Я не чувствовала боли. Я уже ничего не чувствую. Меня вычерпали. Опустили ниже нуля возможных сил. Рита кончилась.

С трудом поднимаю глаза обратно к экрану и давлю крик. Только стон-всхлип вырывается из горла. На экране я медленно поднимаюсь, усаживаясь на полу, гляжу на руку, с которой льётся кровь. Губы шевелятся, чеканя слова, грудь высоко вздымается с каждым вздохом. То, что я говорю, я говорю самозабвенно. Что страшнее, я использую свою кровь.

Рядом со мной искрит. Камера не передаёт свечения, но разлом зияет тьмой. Вот что Патрик назвал коротким «воздух рвался». Из него валятся мерзкие склизкие твари и мечутся вокруг меня. Они похожи на уродливых мелких кошек из кожи и слизи. Они отвоёвывают меня друг у друга. Сражаются за внимание. На моём лице торжествующая кривая ухмылка.

На моём ли? Кого я вижу на экране? От кого содрогаются внутренности? Меня сгибает пополам, тошнит желудочным соком. Последнее, что попадало в желудок, это то самое виски с колой больше суток назад.

Тай услужливо останавливает воспроизведение и невозмутимо выходит. Он возвращается спустя минуту. Бесцеремонно кидает мне бутылку воды и пачку салфеток, бросает бесформенную тряпку на то, что вышло из меня. Всё это он делает молча и беспристрастно, будто происходит что-то само собой разумеющееся. Будто каждый день он показывает фильмы призыва адских тварей девушкам, которых выворачивает наизнанку. Настолько привычными кажутся его действия.

Он возвращается за компьютер, выжидает, пока я дрожащими руками открываю салфетки, каким-то чудом не роняя их раз пять, с трудом раскручиваю бутылку, делаю глоток, закрываю и кладу на стул рядом. Я хочу повернуться и увидеть лицо Патрика, но не могу себя заставить.

Я всхлипываю и киваю, как бы сама предлагая продолжить пытку. Тай тут же запускает запись.

Я должна выдержать. Должна увидеть.

Тварей десятка два. Кажется, в этот раз Патрик не преуменьшил. То, что было мной, подносит каждую к своему лицу, глядит с восторженным сумасшествием и отпускает. Я не могу увидеть деталей, но ощущаю, как соскальзывают мерзкие тельца с пальцев, оставляя липкую влагу. А затем вгрызаются в того, кто ближе. Один за другим.

В баре ещё четыре человека, кроме нас с Патриком. Те трое и бармен. Им не удаётся сбежать. Двери заблокированы. Я не в силах оторвать широко распахнутых, лихорадочно блестящих глаз от того, как моё тело продолжает благословлять каждое порождение. Как скребут несчастные стены, пытаются выцарапать дверь, разбивают стулья о неподдающиеся окна.

Твари вцепляются в них. Двадцать на четверых. По пять на каждого. Патрик под защитой. Он всегда выстраивает защиту, когда находится со мной. Он стоит спиной к камере, но я могу достроить по памяти его закрытые глаза, скрещенные на груди руки. Я знаю магическое сияние каждого из его амулетов. Знаю силу любого из них. Та я, что на экране, с благоговением наблюдаю за происходящим. Щёлкаю пальцами, разлом исчезает.

Твари вгрызаются в тела, пока не превращают их в бесформенные массы. Насытившись, они проламывают стены и исчезают где-то в городе. Тай выключает запись.

– Все пойманы. Не уничтожена только одна, – рапортует он и поворачивается ко мне.

Я всё ещё заворожённо смотрю на экран. По щекам текут слёзы.

– Это не я, – лепечу беззвучно.

– Возможно, – фыркает Тай.

– Это не я.

Моё вечное неработающее заклинание. Пора бы сменить его, но я не могу. Всё твержу и твержу это. Тай буравит меня взглядом, ждёт, пока закончу. Я же попала в бесконечный круг отрицания.

– Что ты помнишь? – хлёстко спрашивает он, не выдерживая.

Я вздрагиваю и непонимающе смотрю на Тая, будто забыла, что он здесь есть.

– Тошноту и мигрень. Кола в стакане дрожала. А потом я очнулась в подвале, – отзываюсь блёкло.

Тай смотрит на меня испытующе, взвешивая каждое слово на весах правды. Он мне не верит. Он верит своим глазам. Я когда-то тоже верила.

– У тебя ночь, – отрезает Тай, всё ещё не отводя бесчувственного взгляда, от которого хочется сбежать. – Утром я приеду и заберу тебя в штаб. И не вздумай опять бежать, будет хуже.

Он встаёт и выходит. Вердикт звучит страшнее приговора к смертной казни. Можно я лучше продолжу пытку голубым экраном?

Мы с Патриком возвращаемся в полном молчании. Я не замечаю, как мы преодолеваем пустой офис и пошарпанный коридор, как сажусь в машину, даже не сразу слышу, как Патрик зовёт меня, остановившись у дома. Не замечаю, как слёзы невольно текут по щекам. Только сейчас вижу мокрые пятна на джинсах и капли на руках. Наскоро вытираю руки и спешу убрать следы с лица. Глупо, конечно же, ведь Патрик уже всё видел.

Только обмануть я хочу саму себя. Хочу быть сильной. Хочу быть кем угодно, но не собой.

Всё также вдоль мощёной дорожки ко входу в дом тянутся когда-то любимые кусты карликовых роз, теперь заброшенные. Они разрослись как попало, трогают щиколотки и икры бутонами и ветками.

Дом встречает мраком. Окна плотно завешаны. Прохожу внутрь и хлопаю в ладоши. Включается свет. Шагов за собой я не слышу. Обернувшись, вижу, как Патрик мнётся в проходе и избегает смотреть мне в глаза.

– Я в хостель, – извиняющимся тоном говорит он.

Он нелепо коверкает слово, соединяя «хостел» и «отель», путая ударение. Но я не поправляю. Как можно скорректировать силу удара, от которого подкашиваются ноги? Я хочу умолять его остаться, но не чувствую на это право.

Патрик вымученно улыбается, с трудом смотрит в глаза и оставляет тет-а-тет с бушующими демонами.

Хочется умереть. Я опускаюсь на пол, утыкаюсь лицом в колени и оплакиваю свою загубленную жизнь.

Ночь впивается в лёгкие мутными пальцами. Не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Я впервые одна за… сколько? Я не оставалась тет-а-тет с собой дольше часа много лет, чтобы смочь выделиться во что-то отдельное. Я не я. Есть только пульсирующая тьма, выедающая по капле мою же суть.