Никита Горшкалев - Малахитовый лес

Оклеенные строгими обоями стены были увешаны рисунками рук – кинокефальских и феликефальских: худые и вздутые, огромные, прямые, как ветвь, и вывернутые, изломленные, переплетённые с другими руками, когтистые и без когтей. Казалось, будто руки шевелятся и вот-вот потянутся к тебе.

Полуденное солнце, проникающее, как вор, через балкон, стекало по ситцевой занавеске на сложенные горкой на полу подушки, расшитые позументами, на которых восседала, скрестив ноги, Агния; стекало полуденное солнце и на хрустальный кальян, и хрусталь разбрасывал по половицам и потолку, по стенам и углам радужные ромбы.

Лисица-кинокефалка, запрокинув голову и втянув щёки, курила, причмокивала губами и пускала изящные кольца дыма, жмурясь от удовольствия. На вошедших она, приоткрыв глаз, лишь мельком бросила хитрый взгляд. Погрызывая чубук, она посасывала дым, в носу у неё покачивалось серебряное колечко, а на шее горели гранатовые бусы. Прекрасная кинокефалка встряхнула косичками, вплетёнными в шерсть у неё на голове, и остроконечным, как пламя, ухом напоролась на луч света – в ухе (а именно в левом, правое было нетронутым) вспыхнула похожая на свернувшуюся в испуге гусеницу серьга, тоже серебряная. Агния, разнеженная, – и шерсть её оттого казалась мягче льна, – поднялась с подушек с простительной ленцой, и на шее у неё брякнули шипящие на свету гранатовые бусы, на её жилистых, мужских руках с длинными пальцами зазвенели бесхитростные, тонкие, как спицы, браслеты. В дрогнувшем от шагов кинокефалки градуснике, стоящем на выложенных ёлочкой ссохшихся, плачущих скрипкой половицах, заплескалась фиолетовая муть. Агния зашторила окна, и обстановка в комнате стала совсем уж бессознательной. «Какой же у неё пышный хвост, в пол-лисицы, да ещё и в браслетах! – отметил про себя Астра. – И она выше меня, по крайней мере, на каблуках».

– Я начала без тебя, чтобы тебе неповадно было. Ну, рассказывай, где пропадал? – грозно, точно судья, спросила Агния своим хрипучим голосом и снова уселась на подушки, на своё кресло судьи. – Встретил кинокефала по интересам и решили вдвоём распить нектар? То, что у тебя сегодня день рождения, не значит, что тебе всё сойдёт с лап.

– Нет, что ты, Агнушка, я бы без тебя не посмел… – сказал Репрев с опущенной головой и подумал: «А её предположение звучит куда убедительнее. И как я сам до такого не додумался?» – Я тебе сейчас расскажу, как было дело.

И он рассказал: конечно, свою маленькую ложь, что же ещё. Мир и правда не остановился и уж тем более не схлопнулся.

Агния слушала, с каждым словом Репрева всё выше и выше поднимая брови. Репрев смотрел ей в глаза и излагал с такой непоколебимой уверенностью, что даже Астра засомневался: а не привиделись ли ему лежащий на дороге пёс, доктор, его хижина, операция? Может быть, всё было так, как говорит Репрев? И бутылка была, и по магазинам ходили, да везде не густо, и даже, может, у Астры и в самом деле в серванте завалялась бутылочка пентагонирисового нектара? Да нет, нет, быть этого не может, ну никак! Похоже, Репрев с Агнией играли в такую игру: Репрев врал, Агния оценивала красоту его вранья – и овцы целы, и волки сыты.

Когда Репрев закончил, а брови Агнии мигрировали на лоб, она спросила у Астры с хитрым прищуром:

– А ты, Астра, подтвердишь всё, что он сказал?

Астра в волнении потёр ладони, потупил взор и сказал:

– Да… да, подтверждаю.

«Вот зачем соврал! – мысленно сокрушался Астра. – Зачем поддался на уговоры этого Репрева? Почему не сберёг свою честность, своё качество души? Теперь ты ничем не лучше его. Вскроется правда – и упадёшь в глазах этой прекрасной кинокефалки. А мог бы предстать честным кинокефалом, ну а теперь – отрезан путь».

Агния, внимательно разглядывая юного кинокефала, улыбнулась и произнесла:

– Познакомься, Умбра, это Астра. Дружок нашего Репрева.

«Она запомнила моё имя! – пронеслось в голове у Астры, он даже не оскорбился на “дружка”, и его душа ликовала. – А у неё какое – Агния! Репрев прав – лесной пожар! Полымем горит».

– А я – Умбра, Умбриэль! – фальцетом прокричал дракончик в толстом оранжевом пуховике, красных варежках (варежки без накоготников – скорее всего, когти острижены или их вовсе нет), в штанишках из плотной ткани, войлочных валенках, а на голове у него – жёлтая вязаная шапочка с ушами в красную полосочку, белым помпоном и завязочками, вокруг шеи обмотан зелёный шарф. – Я – фамильяр Репрева, я о нём забочусь! – продолжал с гордостью вещать Умбра, как ученик на уроке. – Репрев неде… недел…

– Недееспособный, – подсказала Агния, пакостно улыбаясь со сжатым в губах чубуком.

– Да, он – неделеспособный! – выговорил, гигикнув, Умбра.

– Иногда я жалею, что тебе пририсовали язык, – проворчал Репрев, отведя взгляд.

Астра подумал, что слова Репрева должны обидеть малыша, но Умбра продолжил как ни в чём не бывало с ещё большим рвением:

– Но Репрев такой же, как и все, нормальный. Вот тигры, например, всегда на четырёх лапах ходили, и ничего! Иногда, когда мама или папа-кинокефал чем-нибудь болеют, у них рождаются такие, как Репрев, неде…

– Угомонись ты уже, Умбра! – произнёс с надрывом Репрев. – Астра не сегодня родился – сдались ему твои знания! Хвастаться потом будешь.

– Да, Астра не сегодня родился! Сегодня родился Репрев! – воскликнул Умбра, вдруг радость у него сменилась смятением, и он, положив палец в зубастую пасть, спросил: – А когда вы родились, Астра?

– Седьмого сентября, – непосредственность Умбры рассмешила Астру; он смеялся, но его глаза постоянно возвращались к прелестной Агнии.

– Репрев родился одиннадцатого декабря! Агния – первого июня! Астра – седьмого сентября! Ну а я – десятого октября! Могу доказать – только сапоги сниму, у меня на ноге написан мой срок годности и когда меня вообразили.

Умбра уже уселся на стул и принялся стягивать левый сапог, как его остановил Астра, замахав руками:

– Не надо, не надо, я тебе и так верю! И сколько же тебе лет, Умбра?

– Семь, – не без гордости ответил Умбра. – А тебе девятнадцать!

– Как ты угадал? – удивился Астра, подняв брови.

– По зубам! – искренне, не понимая Астриного удивления, ответил Умбра, пожимая плечами.

– По зубам? – ещё сильнее удивился Астра.

– Мне Агния на ночь читала книжку о том, как узнавать, сколько тебе лет, по зубам.

– Какие серьёзные книги тебе читает Агния, – похвалил дракончика Астра, взглянув на Агнию. Кинокефалка по-прежнему сидела, развалившись на подушках, и с насмешливо-надменной улыбкой взирала на всё происходящее, как на разыгрываемое перед ней представление из первых рядов.

– Мама мне всё читает. Но больше всего я люблю про древних ящеров и камни! – воскликнул Умбра, вскидывая руки.