Зосима Тилль - АПЧХИ! Повести и рассказы

Аглая осталась на площади одна. Присев на лавку, она, чтобы не заснуть, попыталась заново прокрутить в голове весь сумбур прошедшей ночи, но моргнула и, не в силах выморгнуть, фатально для себя упустила, как внезапно вернувшаяся на площадь перегарная туманность поглотила в себя новёхонькое здание салона Мадам Бес. Из состояния тревожного сна её вывел старый площадной репродуктор, исторгавший из себя матерщину сигналов точного времени. «Пик, пик, пик, пик…» – с остервенением оглашал окрестности металлический раструб. «Ик!», – непроизвольно огласила себя Аглая. Она оглянулась вокруг, месторасположила относительно окружавшего пространства и не нашла ничего лучшего, как начать нести себя домой.

Незримо сопровождавшее её Эхо изо всех сил старалось не разносить по окрестностям стук её каблучков, изредка перемежаемый приступами икоты, дабы обеспечить максимальную тайну произошедшего с Глашкой этой ночью. И, надо сказать, это у него совсем не плохо получалось. Уже на пороге собственного дома Аглая остановилась и вслух подумала: «Если я сегодня икала, значит, обо мне кто-то думал, и всё что было, было со мной не зря. Мефодий, где же ты, однопомётный мой?»

«…да тут я, Аглая» – почему-то сквозь шум водопроводного крана и скрип поролоновой губки с готовностью донесло до неё Эхо. «Ну и гадость эта ваша заливная рыба. Пить надо меньше, надо меньше пить», – зачем-то процитировала старую новогоднюю комедию Глашка, поднялась на этаж, со второго раза попала ключом в замок и, не раздеваясь, сменила обнимашки Бахуса на охапку Морфея. За окном зачинался рассвет во всех отношениях БЕСконечно нового дня.

«Всем спасибо», – Автор-Жгун был явно доволен результатом проделанной работы. – «Все свободны!» «Как все свободны? А постскриптум?» – неожиданно встряла Актриса. – «Постскриптум-то забыли!» Заложник пера заново перелистал испещрённую почерком без наклона косой линейки ученическую тетрадь, и не найдя в ней ничего даже отдаленно напоминающего постскриптум, развел плечами: «Какой постскриптум? Постскриптум не нужен». «Позвольте-ка мне Вашу рукопись на минуточку?», – звезда подмостков изъяла из рук оторопевшего писаки тетрадь, свернула её трубочкой и убрала к себе в бюстгальтер. «Постскриптум», – во всеуслышание объявила она. – «А вкус у жизни, если по-женски, терпкий да солоноватый. И хлебать её нужно во все имеющиеся в наличии губы, чтобы потом никто не мог сказать: „прожила пресно и ушла, несолоно хлебавши“, потому как продолжение – следует…»

«Утро к вечеру мудренее», – вещал по видеоконференцсвязи Голос с Потолка, – «С тем, что ни в какую не получается сегодня, нужно тупо переспать. На утро оно проснётся, оглядится, ужаснётся и разрешится само собой. Я, ты, наши родственники, друзья, враги… Все мы находимся в постоянном взаимном контакте», – не смотря на де юре своего пребывания в отпуске, он предпочитал не выпускать ситуацию из-под контроля. С одной стороны, программу-минимум – надеть носки под сандалии, разорить местный «шведский стол» и отчебучить чу-чу на мини-диско в лобби-баре – он уже выполнил. С другой, можно, конечно, было сказать, что он не мыслил своего существования без любимой работы, но, если уж начистоту, то очень переживал за то, чтобы его внезапная протеже, Актриса, этой самой работы его, подсидев, не лишила.

Она была опытной интриганкой, съевшей на своём веку не одну акулу театральных подмостков, чем, во многом, и обеспечила себе звёздный статус. Голос искренне опасался стать очередным карасём на её пути к мавзолею Мельпомены. Тем более, что его возраст был достаточно далёк от востребованного работодателями. В случае чего, найти новую работу, а тем более по специальности, для Голоса с потолка представлялось чем-то нереальным, да и орудийности женских чар Актрисы никто не отменял. – «Мы спим и бодрствуем, работаем и отдыхаем, учимся и познаем мир. Наши вкрадчивые призывы „не раскачивать лодку“ обычно заканчиваются оголтелым желанием „трясти клетку“. Далеко не всегда „золотую“, но всегда изнутри. Наша настроенность думать о людях заведомо плохо и постоянные разочарования в этой своей убежденности гарантируют нам ежедневные позывы жить. И мы живем?!»

Когда Мефу становилось совсем уж невмоготу, он спасался, замышляя побег. Пока позволял возраст и связанное с ним здоровье, убегал в гудёж. Позже, по мере того как выходы из состояния пьяной эйфории становились всё чувствительнее и болезненнее, а алкоголь сам по себе переставал приносить удовольствие, нашёл выход в кратковременных путешествиях. Открывал на мониторе карту, тыкал в неё наугад пальцем; а после собирал остатки себя в кучку, заказывал номер в гостинице и выезжал к месту назначения всеми доступными средствами транспорта. На этот раз указующий перст Фоди уткнулся в точку, обозначенную на карте как «Зазвени-посад» – небольшой городок, лежащий менее чем в ста километрах к западу от столицы.

«Царь Михаил Алексеевич в середине семнадцатого века избрал местный монастырь своим «собственным государевым богомольем», – процитировал сетевую энциклопедию Меф и задумался, пытаясь найти логическое объяснение такому повороту судьбы.

Дело в том, что крестили Фодю в достаточно зрелом возрасте. Дорога к Богу для него пролегла через семь Храмов. В одном ему отказали по причине отсутствия паспорта, который он имел тогда неосторожность потерять. Во втором – потребовали прохождения обучающих курсов с платной экзаменацией, что Меф тогда не мог себе позволить. В третьем – Батюшка требовал обязательного прочтения Катехизиса и Молитвослова, купленного в строго определенной торговой точке и у указанного им продавца. В четвертом – обязательным условием было успешное прохождение собеседования на тему «Чем Вы можете быть нам полезны?» у старосты церковной общины с незамедлительным доказательством собственной аргументации. И прочая, и прочая, и прочая…

В итоге, на седьмой раз, когда настоятель очередного храма, куда обратился Меф, Отец Александр согласился провести Таинство Крещения безо всяких дополнительных условий и даже назначил дату и время, Меф, никак не желавший взять в толк, почему, следуя своей дорогой к Богу, он должен не только удостоверять по пути свою личность перед его посредниками, но и еще платить им за право ею следовать, пребывал в глубоких сомнениях об изначальной верности своего решения.