Ольга Шлыкова - Ночь бесконечная. Рассказы

За чаем мне рассказали, почему прадед и правнук занимаются таким странным делом. У себя дома старики спят в разных комнатах, и ничем друг друга не беспокоят. Здесь хозяева уступили им свою спальню, а сами устроились на диване в зале. В первую же ночь, встав в туалет, хозяин столкнулся с дедом, но спросонья его не узнал, и чуть не ударил. Потому что дед стоял в ванной, закутанный в одеяло, и копался в шкафчике, на голове у него был странный тюрбан из Егоркиной куртки.

– Лидка храпит, как паровоз. – Сказал он внуку. – Уснуть не могу, вот вату ищу.

Внук моментально вник в ситуацию, отодвинул деда от шкафчика, нашёл тампоны своей жены и вставил их в уши деда. Они решили сразу испытать эти подручные противохрапные средства, но Лидия Петровна, как назло, храпеть перестала. И больше не храпела до самого утра. Утром дед отправился в аптеку, и купил по одной коробке всех тампонов, какие только там нашлись.

– И чего они надо мной смеялись? – Спросил он жену внука, рассказывая, как провизоры – молоденькие девушки, хихикали, когда он расспрашивал их о тампонах, какие толще, какие тоньше. Они ничего не могли сказать о звукопоглощающих свойствах тампонов, поэтому Матвей Иванович скупил все тампоны разных фирм по одной упаковке, какие только были в аптеке. И теперь, взяв в ассистенты Егорку, испытывал в деле. А Егорка так старательно изображал, как храпит прабабушка Лида, что отказался пить с нами чай с тортом.

Я ушла и скоро забыла про эту забавную историю. А через год вспомнила, про Матвея Ивановича с огромной благодарностью за идею. Мы с семьёй были на отдыхе и жили в большом трёх комнатном номере. И в первую же ночь выяснилось, что наш дедушка, храпит на все голоса духового оркестра. Я встала и вставила себе в уши свои тампоны. Когда я вернулась в постель, то не услышала, что сказал мне муж. Я вытащила тампон и он повторил:

– А мне?

Когда мы пошли с ним в ванную, оказалось, что в номере не спит никто, кроме храпящего деда. Моя пачка тампонов разлетелась на ура! Утром, за завтраком я скомандовала маме, детям и мужу, что если кто-то потеряет, хоть один свой тампон, другого уже не получит.

А папа спросил:

– А зачем они вам? А мне почему не дали? – И тут же получил от мамы «леща».

Лихие девяностые не прошли даром для нашей районной школы. В порядке оптимизации было закрыто четыре сельских учебных заведения, а учащихся перевели к нам. Новые ученики, приезжали из окрестных деревень на автобусах. Всё было чинно и красиво, в первые пару месяцев. Потом пошли дожди, дороги развезло, и новенькие автобусы буксовали на каждом повороте, не вписываясь в деревенскую грязь. Ребятам приходилось идти пешком, кому километр, а кому и три. До школы они добирались, как поросята из лужи, чем вызывали отвращение у местных районных задавак, кичившихся своими разбогатевшими в первых кооперативах родителями. Я помню, как нас по очереди подвозили к школе отцы на своих внедорожниках, и мы, расправив платьица, забегали в школу, даже не замочив туфелек. И вот на пороге школы появлялись сначала Умаровские, потом Семёновские, последними приходили Романовские и Заречные. Последних было больше всего, человек тридцать, и они, протопав три километра, были самыми грязными. Когда ребята проходили через вестибюль до гардероба в своих дождевиках и резиновых сапогах, вестибюль превращался в «море по колено». Так ворчала уборщица тётя Ира, которой приходилось целый урок это «море по колено» убирать. Тётя Ира быстро уговорила директрису назначать дежурных из числа приезжих учеников, чтобы они сами за собой эту грязь убирали.

График был жёсткий, и в первые дни ребята не филонили, уборка вестибюля гарантировала вполне законный откос от первого урока. Но постепенно оказалось, что убираются одни и теже дети и у Умаровских, и у Семёновских, и у Романовских с Заречными. Особенно бросалось в глаза, когда дежурили Семёновские. Все три дня убирала фойе маленькая девчонка по фамилии Свиридова. Она безропотно таскала огромные вёдра, честно отмывая вестибюль, и даже не всегда успевала до звонка, если было особенно грязно.

В один из таких дней, едва прозвенел звонок, из ближайшего класса вышли старшие ученики из числа местных, и начали эту Свиридову задирать. А она, не обращая на них внимания, пыталась закончить уборку, чтобы не опоздать на второй урок. И когда, наконец, Свиридова в последний раз отжала тряпку, и положила её у порога, кто-то из мальчишек толкнул ведро, и оно упало, разлив по только что отмытому вестибюлю грязную жижу. Виновник тут же удрал, разбежались и все остальные. Когда Свиридова увидела, что натворили пацаны, она уселась на пол и заревела в голос. Уборщица тётя Ира прекрасно поняла, что случилось, и что если сейчас Свиридова уйдёт на урок, то отмывать вестибюль придётся ей. Она поставила руки в боки, и начала ругать Свиридову, за то, что она такая косорукая и неуклюжая. Свиридова, услышав несправедливые обвинения в свой адрес, подскочила, и врезала тёте Ире со всей силы под дых. Потом куда-то побежала по коридору. Через несколько минут, она уже тащила за ухо пацана, который уронил ведро. За ними шла учительница биологии. Притащив мальчишку в вестибюль, Свиридова наладила ему такого пинка, что он уткнулся носом в грязный пол. А учительница спокойно сказала: «Ну, вот и хорошо, Коля. Новый материал выучишь самостоятельно, на следующем уроке спрошу. Пойдём, Наташа».

Возможно, этот случай прошёл бы незамеченным, чего только в школе не случается. Даже тёте Ире, которая попыталась пожаловаться на Свиридову, директриса посоветовала прикусить язык, и напомнила, что девочка выполняла её, тёти Ирину работу, за которую та получает зарплату, и отменила все дежурства. Но дело в том, что ученик восьмого класса Николай Мурашов, опрокинувший ведро, а потом отмывавший вестибюль, был сыном председателя районной Думы. Нет, его отец, не стал выгораживать своего сына. Говорят, что он отлучил его от компьютера на целый месяц, за такую шалость. А компьютер во всём районе, был только у Мурашовых. Хотя Колина мать считала, что он и так уже достаточно наказан, отмыв вестибюль.

Станислав Иванович Мурашов, предельно внимательно разобравшись в случившемся, приказал реорганизовать школу. «Это же просто подарок судьбы, что у нас теперь учатся ребята из деревень, Марина Валентиновна!» – говорил он директору школы. «У нас три школьных корпуса, два из которых простаивают. А вся школа ютится в одном – корпусе «Б», только из-за того, что в нём столовая. С нового учебного года, начальная школа будет учиться в корпусе «В», в корпусе «А» будут учиться только девочки, а в корпусе «Б» только мальчики средней и старшей школы. Девочкам мы подберём внеклассные занятия и факультативы по их интересам, мальчикам откроем «военную кафедру», как раньше в ВУЗах, и технические кружки. А столовые организуем во всех корпусах.