Надин Баго - Вовсе не сказки

Каждое «А-а-пчхи» сопровождалось выбросом пламени, выкашивающим всех тех, кто по злому року оказался поблизости. Душераздирающие крики горящих людей, визги, гомон и толкотня тех, кто пытался увернуться и убежать от огненной смерти, наполнили поляну.

Герцогское войско расползалось, как изношенная ткань, разрываясь в самых неподходящих местах. Паника накрыла мятежников с головой.

Дракон, не переставая чихать и вертеться волчком, раздирая себе горло передними лапами, кинулся назад, в сторону лежащего в нескольких милях отсюда озера.

Несколько почти демонстративных наскоков королевской конницы довершили дело: широкая полоса земли устлалась трупами, остальные в ужасе бежали.

Принюхиваясь к странно приятному, несмотря на действительное происхождение, запаху жаренного мяса, витавшему в воздухе, Гафарро отошёл от требушетов и приблизился к магу.

– Как?! Что за магией ты их начинил, если такая мелочь смогла обратить в бегство настоящего дракона? Апельсины… кто бы мог догадаться…

Дорреной потупился. Смущённо подняв на короля глаза, он объяснил:

– Видите ли, ваше величество, давно, ещё до того, как я поступил на службу к вашему величеству, мне всяким приходилось заниматься, чтобы выжить, знаете ли, добыть пропитание. Лекарствовал я, в общем. А жил там, в Ильфании, почти у границы с Болотищами, ну и вот. Кто ко мне только не ходил, за медицинской помощью-то, значит. Он молодой тогда был ещё. Подросток, считай. Да и вреда мне не делал. Помогал я ему, чем мог, вот и знаю…

– Да что знаю? Кому помогал-то? Говори толком…

– Так кому… дракону вот этому, да. Аллергик он, с детства. Цитрусовые на дух не переносит.

Монументальная громада павильона Тэнван в это закатное время отчётливо выделяется на фоне реки.

Вот-вот должны вспыхнуть обвивающие башню фонари, вторящие цветом кирпично-красным стенам и изумрудно-зелёным крышам. Вообще-то павильон можно назвать пагодой, но ему недостаёт обычного изящества этих традиционных строений. Впрочем, впечатление он производит незаурядное: да, новодел, по сути, но что-то такое древнее, какой-то дух места, без сомнения, живёт в этих камнях. А в окружении десятков, сотен небоскрёбов, с каждым годом всё больше сжимающих объятия – что на этом берегу, что на противоположном – царапающих коготками облака, Тэнван тем более может показаться чуть ли не столпом, пронзающим и связывающим прошлое и настоящее.

Дождь, прошедший с утра, омыл всё вокруг, сделав цвета более яркими. Широченная каменная лестница, ведущая вверх, к павильону, теперь больше походит на скалу, чем на творение рук человеческих.

Двое молодых людей – явно нездешних, туристов – останавливаются прямо на знаке Великого предела, отрываются от экранов смартфонов и поднимают головы.

– Хм, вот и он. Ну, неплох, а? Не зря шли.

– Впечатляет. Немаленькая штука, – парень отхлёбывает из стаканчика холодный чай, причмокивает. – А, знаешь, недурно. Вообще не люблю все эти травки, но этот ничего, освежает.

Его приятель отпивает своего напитка, кивает.

– Да, сойдёт. Ну, что, пойдём? – он машет рукой в сторону подъёма.

– Сейчас, пару минут. Дай отдышаться: таскаешь меня весь день… нет бы такси.

– Такси… Вот ты неженка. Мы и из района этого не выходили. Да и таскаю… можно подумать, я тебя заставил.

– Ладно – ладно, работа, согласен. Но сейчас-то уже время отдохнуть, а? Так куда торопиться? Эта башня никуда не убежит, – он снова смотрит на Тэнван. – Глянь-ка, а что это там, наверху?

На углу изогнутой крыши, отдалённо напоминающей драконий хребет, замерла странная фигура. Различить в сумерках силуэт непросто: не человек, но, несомненно, кто-то живой.

– Погоди-ка, кажется, это один из них. Прыгать собрался, погляди! Ох, вот будет зрелище! Ну же! Прыгай!

***

Он стоит на самом краю.

Вообще погода сегодня безветренная, но только не здесь, не наверху. Впрочем, ветер – друг, один из немногих: буйный, неуправляемый, нужный.

Сейчас любой порыв грозит сорвать его с крыши. Сорвать, бросить, закружить… нет, не теперь… ещё немного…

Внизу, за его спиной, вьётся тёмная лента реки, лениво катящей вдаль свои пока ещё прохладные воды: несколько недель – и жара возьмёт здесь власть. Жара, от наступления которой следует убираться. А стоит ли? Ради чего теперь?

Зачем ему теперь назад, на родину? Одному… без неё…

Что гонит его возвратиться обратно?!

Весна… это всё она, часть вечного цикла этого мира. Закон вселенной, если хотите. Закон требовательный и неумолимый, вложенный в самые глубины подсознания. Вернуться назад…

Он думал, что они отправятся домой вместе. Вместе из этого благожелательного, на первый взгляд, места, которому они всё же были чужды.

Чужаки. Пришельцы.

Алые лица, алые ноги, белизна покровов.

Они – другие.

Нет, подобных им давно уже тут не притесняют. Охраняют даже. Заботятся, можно сказать. Но о себе и своём благополучии люди заботятся больше.

А они что? Нездешние. Ценные, но иные.

Никогда им друг друга не понять. А люди сильнее. Сильнее, наглее, требовательнее.

И они забирают воду. Ограничивают самих себя, но всё равно неумолимо отнимают место для жизни. Не здесь, там, чуть севернее – сюда он попал совсем случайно, кружил-кружил, и вот – но город скоро подступит и туда. Подступит и отберёт новые жизни, как отобрал у его любимой. Убьёт, как убил её.

Нет, никто не охотится на них специально: здешние правительства давно запретили подобное. Но человек запятнывает своим присутствием всё вокруг: всё, созданное им, может принести смерть. Многое – вовсе не её оружие, но почти каждая крупинка может неожиданно призвать эту холодную даму с пустыми глазами.

Простое топливо для людских лодок – отрава для подобных ему.

Грязная смерть. Случайная смерть.

Их нашли слишком поздно.

Он звал людей, звал отчаянно, пытался привести к ней, погибающей в той грязной луже, но люди не понимали. Кричали восхищённо, показывали на него пальцами, улыбались, желали друг другу счастья. Будто бы он явился к ним покрасоваться. Будто бы они не слышали в его крике безысходности и горя.

Люди сидели в своих клетушках, рассыпанных по земле, поставленных одна на одну в высоченных башнях-муравейниках, как те, за рекой. Люди сидели там и думали только о себе.

Иногда они вспоминали и о таких, как он.

Не все: только самые понимающие или же те, кто мог извлечь из этого наибольшую выгоду.

Тогда они решали окружить чужаков заботой.

Пока для него забота предстала лишь в виде затянутого на ноге браслета. Да, они надели на него метку – стараясь не повредить ему, но всё же против воли – метку, по которой можно было отследить его жизнь.