Надин Баго - Вовсе не сказки

Но ему-то что с того?

У его милой тоже была метка, блестящая маленькая штучка, обвившая голень.

Помогла ли она, когда её носительница билась в судорогах? То-то же.

Ещё они дали ему имя. Странное имя, похожее на их собственные.

Хенг Чун. Постоянная весна. Вечная весна.

Ха!

В этом мире нет ничего вечного, только звёзды, зажигающиеся в черноте ночей. Но они там, далеко, ведут своим сиянием к дому – и только.

А в его душе нет весны.

Её дыхание вокруг… повсюду… везде…

Всё цветёт, всё живёт… Только он словно умер внутри на том берегу, где она испустила последний вздох.

Ступить шаг, ещё один – и рухнуть вниз.

Нет, такое доступно только им, людям. И они ужасаются этому. И они восторгаются этим!

Вон, и сейчас снизу на него смотрят во все глаза.

Смотрят, что-то обсуждают, буйно жестикулируя. Ждут.

Да, словно чего-то ждут…

Ветер приносит нездешнюю музыку. То есть их музыку, людскую, просто несвойственную этому месту: рваную, грубую, остро режущую краями слов.

Он не понимает смысла, но ритм вколачивается в каждую его косточку.

…Und der Mob fängt an zu toben

Sie wollen seine Innereien

Und schreien

Spring**

Пронизывающий холод и обжигающий жар. Кровь ревёт. Больно и… очищающе. Словно весна омыла его дождём.

Он переступает с ноги на ногу, качается, потом снова замирает на коньке из крашеного зелёным дерева. Изогнутый луком угол крыши создан, чтоб демоны не пробирались в дом, чтоб они скатывались по этой дуге, как по трамплину, и улетали в небо, распадаясь на части. Сейчас по изгибу катятся слова.

Jetzt fängt der Mann zu weinen an

Fragt sich was hab ich getan

Ich wollte nur zur Aussicht gehen

Und in den Abendhimmel sehen

Und sie schreien

Spring***

Внизу люди машут и что-то кричат. Сотней искр мелькают вспышки камер: они стремятся его запечатлеть. Зачем? А, может, не его? Может, это здание, вросшее в землю словно исполинское древо, привлекает их внимание? Может, его вообще никто не замечает?

Он оглядывается, смотрит на изрезанный силуэт города, подсвеченного заходящим солнцем. Похоже на лес, встречающийся ему по пути на родину. Отдалённо похоже, потому что лес тот гораздо больше, величественнее, потому что лес раскинулся так широко, что порою кажется непреодолимым.

А теперь и не хочется его преодолевать.

Хотя… там всё своё. Может, там он сумеет найти утешение?

Многие люди там чуть ли не поклоняются им, как богам. Называют их священными. Празднуют приближение счастья, если их увидят.

Там нет таких городов, напоминающих скопище игл, вонзающихся в небо. Там всё и все ближе к природе, по крайней мере, если добраться до нужного места.

Так зачем они явились сюда? Что позвало их в эти дальние края?

Они пришли за теплом и пропитанием. Пришли, потому что привыкли приходить. Потому что не умеют меняться, не умеют захватывать новые территории, подобно людям. Они пришли в единственное место, что знали.

На берегу чудесного озера нашли они свой приют, как находили всегда. Место пока ещё было. Хуже оказалось с пищей.

Потому и отправились они вдвоём дальше. Потому и приблизились сюда: к городу, к человеку.

Потому и погибла она.

Случайность: жизнь – это цепь случайностей.

Закономерность: люди, пытаясь помочь в малом, не замечают, как вредят в большем.

Они плакали, когда нашли её. Мёртвую. Плакали. Но разве слёзы что-то меняют?

Их вина.

Их вина!

Почему этот мир терпит, что они с ним творят?!

Снова та же песня прорезает галдёж толпы.

…tausend Sonnen brennen nur für dich…

Spring

Erlöse dich****

Ему придётся идти, пусть и без неё.

Проделать их обычный путь за них обоих. Поклониться расцвету той земли, как завещано их природой.

Пора. Время пришло.

Он раскрывается навстречу ветру, цепляется за его поток.

Падение… и подъём.

Заложив крутой вираж, он пересекает реку и уносится на север, прочь от города, в поглощающую его силуэт ночь.

***

– Прыгнет или нет? Как думаешь, прыгнет? – парень выбрасывает пустой стаканчик в урну. – Должно выйти красиво, мне кажется.

– Наверное. Такие тут – редкость. Я имею в виду, в городе. Обычно они держаться в парке, на озёрах. Говорят, увидеть его – к счастью. Слыхал?

Тот кивает.

– Да. Тут полно этой символики: плакаты, магнитики, марки, – он снова наводит камеру телефона на подсвеченный зелёными и красными огнями, зажёгшимися на павильоне, силуэт, почти недвижимо стоящий на этом рукотворном «утёсе». – Всё-таки они странные, правду сказать: эти пропорции, цвета.

– Но красивые, – возражает его приятель. – Белый всегда выглядит отлично.

– Жалко только, что он один. Вроде, они, обычно, парами путешествуют. Вот бы увидеть их танец! О! Смотри, смотри! Прыгнул!

Над их головами, расправив снежные крылья, с крыши срывается стерх и, протяжно курлыкнув, так, что серебряный отзвук разносится по всей округе, летит на север, догоняя идущую на его родину весну.

* – примерный перевод.

Две пары глаз следили, как за узким зрачком иллюминатора в темноте разворачивается, вытягиваясь всё больше, тонкий трос, почти неразличимый на фоне призрачно-голубого сияния земной атмосферы. Графитово-серая нить, выходящая из шлюза А-11, уже набрала полную длину, и прикреплённая снизу платформа, должно быть, уже достигла Южноамериканского воздушного порта, летящего в десятке километров над поверхностью планеты. Значит, до схода осталось не больше часа-двух.

– Парень не передумал? Всё ещё хочет рискнуть? – старческий подрагивающий голос прорезал тихий гул прогулочной зоны Тридцать третьего отсека.

– Нет. Такого не отговоришь, раз он что-то решил, – отвечающий не скрывал некоторого сожаления. – Сам понимаешь… он потому-то сюда и загремел, если поразмыслить.

– Да уж… А вдруг… вдруг у него выйдет? В конце концов, они и правда работают над этими костюмами, Арс.

Его приятель пожал плечами. Скуластое лицо, изломанное сеточкой морщинок – свидетелей бурной жизни, исказилось гримасой сомнения.