Дарья Чернышова - Первенцы

– А если они имели в виду не Марко? – вдруг спросил Гашек совершенно отвлеченно, будто говорил с деревьями. – Что будем делать, если он мертв?

Итка мимоходом сорвала сочную зеленую шишку с ветвистой ели, принюхалась, разломила ее пополам и медленно разжевала верхушку.

– Не знаю. Курган можем обосрать.

Разговор утих как-то сам собой.

Кобыла ступала почти бесшумно по мягкой, теплой земле. Ее размеренный шаг убаюкивал – приходилось с трудом разлеплять веки. Услышав свист, Итка решила, что ей почудилось, но Гашек намертво вцепился в поводья, и стало ясно: он тоже слышал. Звук повторился – это свистел человек. Они не успели подстегнуть Красавицу.

– Эй! – окликнул их кто-то из-за деревьев. Он был верхом, из-за плеча торчал полный колчан стрел. – Вы здесь откуда?

Показавшийся мужчина был охотником – его облик говорил об этом достаточно явно. Молодая, не старше Красавицы, вороная кобыла под его седлом проявила полное безразличие к чужакам. Итка чувствовала, как сильно у Гашека бьется сердце, когда он говорил:

– Из-за реки. Путешествуем.

Охотник, прищурив глаз, осмотрел их: вдвоем на усталой лошади, пыльные, грязные, без припасов и дорожной одежды. «Мы сбежали только вчера, – убеждала себя Итка, – он не может ничего знать. Не так скоро. Слухам нужно время, а он ездит по лесам». Мужчина, задев висящий на шее странный оберег из птичьих и звериных лапок, достал из-за пазухи ломоть солонины и, жуя, спросил:

– Звать-то тебя как?

Гашек представился без опаски – по крайней мере нескольких митлицких батраков звали Гашеками. Охотник кивнул.

– А ты, красавица?

– Лянка, – почему-то сказала она и поняла, что это было глупо: люди, напавшие на Кирту, наверняка знали это имя. Но мужчина не придал этому никакого значения и задал другой ожидаемый вопрос:

– Куда едете?

– В Бронт, – честно ответил Гашек. «Тоже дурак», – подумала Итка.

– Якуб, – представился охотник. – Я не местный, с севера, промышляю здесь понемногу. По пути с вами. Это жена твоя?

– Сестра, – тут же нашлась Итка, пока ее спутник не сморозил еще какую-нибудь глупость.

– Ох и пройдоха была ваша мамка, – загоготал Якуб и откусил солонины.

– Мы от разных матерей, – смутился Гашек. Охотник безразлично пожал плечами, продолжая жевать. При этом его оберег перевернулся, и оказалось, что кроме куриной и заячьей лап на шнурке висит чей-то клык. Якуб заметил, как Итка его разглядывает, но ничего не сказал. Вместо этого он протянул ей кусочек мяса:

– На, ешь, а то очень уж ты тощая. В седле-то сидеть не больно?

– Спасибо. – Солонина пахла домом, и солоно стало в горле. – Нет, не больно.

Охотник с севера ухмыльнулся своей мысли, и некоторое время они ехали молча. Потом он спросил у Гашека, что у того с руками, и Итка, воспользовавшись мгновением замешательства, на ходу сочинила длинную историю о пожаре на конюшнях в Заречье. Якуб не стал уточнять, в каком году это произошло: казалось, на самом деле его не заботило происхождение ожогов – всего лишь хотелось развеять скуку. Когда Итка перешла к описанию героической борьбы с огнем, он и вовсе прервал ее на полуслове.

– Зайца стрелять умеешь? – спросил он, осторожно спрыгивая на землю. Гашек замялся и начал было что-то бормотать, но охотник махнул на него рукой. – Да не ты, сестрица твоя.

Она слезла с лошади, и Якуб поманил ее пальцем.

– Гляди вон туда, – указал он куда-то за кусты, и Итка заметила в чаще небольшого зверька. Расстояние было внушительное, но охотник действовал уверенно. – А ты, – велел он Гашеку, – тоже смотри. Может, научишься чему полезному.

Он снял с плеча лук, вынул стрелу из колчана и вручил Итке, приобняв ее со спины и направляя движения. Лук был не слишком тугой: она натянула его почти без помощи. В последний момент ее пальцы дрогнули, и тетива больно ударила по левой руке. Итка вскрикнула и задрала рукав: крови не было. Якуб, быстро сходив за убитым зайцем – выстрел вышел удачный, – взглянул на нее и отмахнулся:

– Синяк будет, но пройдет, только в следующий раз держи ровнее. Молодец, Лянка. А теперь дай-ка лук, пока я вижу свежие следы.

Якуб пригнулся и скрылся в густой листве, а вернулся уже с добычей. Этого зверька пришлось добить ножом – стрела попала неточно. Охотник привязал обе тушки к седлу и велел поторапливаться: уже вечерело, а до места, подходящего для привала, еще нужно было добраться. Никто не возражал.

Костер развели на полянке – было видно, что ее используют для этих целей достаточно часто. Якуб разделал двух зайцев и щедро поделился с Иткой и Гашеком: глаза у обоих были голодные. Лес шумел по-летнему: шептались деревья, стрекотали насекомые в траве, где-то высоко кричала птица, но к закату стало почти совсем тихо; хотелось спать. Гашек уже клевал носом, прислонившись к сосновому стволу. Охотник растолкал его, снял с себя плащ и велел постелить на землю, чтобы не маяться. Гашек мгновенно уснул в том же положении, в котором лег. С дядькой тоже такое бывало время от времени. Итка в очередной раз задумалась о том, что произошло в Кирте, и дрему как рукой сняло.

Отчетливее всего ей в память врезался голос человека, который допрашивал Войцеха. Она готова была поклясться, что он был из Хаггеды, но это почти ничего не объясняло. Война закончилась уже давно, в год пожара в Ольхе – тогда собравшийся сейм берстонских господ согласился на все условия противника, потому что опасался полномасштабного вторжения. Несколько лет подряд был плохой урожай, кое-где люди голодали, а уставшие от долгого похода воины все чаще самовольно уходили домой. Хаггеда победила в этой войне, и многие ее жители свободно приезжали в Берстонь торговать, пользуясь низкими пошлинами. Некоторые из них преследовали те же цели – обогатиться в короткий срок, но использовали другие методы. И все-таки на Кирту напали не просто грабители: они явно знали, что искать, и неизвестно было, увенчались ли их поиски успехом.

– Чего сидишь? – спросил Якуб, вороша тлеющие угли. – Поспать надо.

Итка зевнула и потянулась, вдруг почувствовав, насколько сильно устала. Охотник зевнул вместе с ней, бросил палку в костер и отвязал притороченный к седлу сверток.

– Это от дождя, – сказал он, разворачивая плащ, – жесткий, но ничего, потерпишь.

– Спасибо, – кивнула Итка. – А можно спросить?

– Валяй.

– Что у вас на шее?

– Это? – показал на оберег Якуб. – Защита от колдунов. Чтоб не встретить их проклятого зверя. Хотя это, – постучал он по ножнам на поясе, в которых лежал длинный охотничий нож, – помогает не хуже. И будь ты проще – не с владыкой разговариваешь, а то «вы» да «вы». Вот если б не я один был, а много, тогда…

– Я поняла, – перебила она. – А часто ты колдунов встречал?