Shimi Kun - История одного мира

А историю о чудесном излечении отца мать мне как-то рассказала. Он охотник, и всегда возвращался домой с добычей. Это мог быть не только косой, птица или пушной зверь, порой это был и кабан, и олень, и кто крупнее. Однажды, после долгого отсутствия его принесли на носилках, всего в рваных ранах и с добрым десятком переломов. Крит медленно умирал. В лесу они нарвались на медведицу, обезумевшую от потери своего малыша. Отец был старшим и должен был защитить молодых, что пошли за ним как ученики. Он смог завалить зверя, но какой ценой? Целители все как один разводили руками, не в силах сделать хоть что-то. Мать не находила себе места, пока одной дождливой ночью в дом не постучали.

На пороге стоял странник в промокшем насквозь плаще. Его глаза светились синевой неба из-под капюшона, черные волосы струились по плечам, а голос, просивший ночлега, заставлял трепетать женское сердце. В этом месте своего рассказа мама грустно улыбнулась и потрепала меня по волосам. Она хотела бы попросить незнакомца поискать другое место для ночлега, ведь у неё умирал любимый муж и единственный кормилец семьи, но передумала. И, как оказалось, не зря. Путник оказался магом и в благодарность за ночлег, в столь тяжелое для моей семьи время, он излечил отца. Через пару месяцев тот уже смог снова ходить и охотиться, а не ждать смерти, сгораемый в лихорадке. Вскоре появился я, как воспоминание и назидание, говорила мать.

Меня и так не сильно привечали в деревне, а когда я случайно зажег старый сарай и раскидал обидчиков странной волной, так вообще возненавидели. В общем, мыслей в голове был целый рой, а рыбу надо было ловить. Три окуня уже вились в моем ведёрке, тщетно пытаясь уплыть из ненавистного пространства. Посидев какое-то время на берегу, я добавил к ним ещё несколько пойманных рыбешек и направился к дому.

Путь пролегал через небольшой лесок, так как наша изба стояла на отшибе. Я неспешно шёл, стараясь не расплескать воду в ведре, и вокруг меня крутился десяток огоньков, меняющих форму по моему желанию. Мне нравилось играть с ними, но взрослым я старался этого не показывать. Боялся, что назовут сыном Ритрих, Забирающей Жизни, рассказами о которой пугали всех детей. В этих сказах она играла с душами, словно я с этими светляками.

Неожиданно дорогу мне преградил Трис, сын мельника, в руке он держал увесистую палку – такая, если прилетит в лоб, оставит в лучшем случае шишку, а в худшем – раздробит череп… На круглом лице Триса играла зловещая ухмылка, не сулившая мне ничего хорошего. Первая мысль, сбежать, была вытеснена из головы простым пониманием того, что я просто не успею. Парень лишь подтвердил мои догадки своими словами:

– Не уйдешь. Думаешь, после того как унизил меня, ты сможешь избежать наказания? – он хрипло засмеялся своим ломающимся голосом и посмотрел куда-то за мою спину. Я скорее почувствовал, чем услышал, что на тропе людей прибавилось. Судя по морозу, прошедшему по коже, они желали мне скорой смерти. Может я, конечно, и выживу, но немощным останусь, скорее всего, навсегда.

Почему он меня так ненавидит? Все просто, всего дюжину дней назад Трис решил показать мне, а заодно и всем деревенским мальчишкам, что он тут самый главный. Меня затащили в старый сарай и немного попинали, при этом высказывая, как сильно я выделяюсь. Трис там был самым старшим, ему целых двенадцать, но ума как у пятилетнего, ну честно! Думал, что если меня попинать и пригрозить трёпкой, то я склоню голову и буду тише воды и ниже травы. Не на того напал, отступаться я не собирался.

Причиной нашего с Трисом разногласия являлась миловидная Сохра. В любой деревне обязательно есть такая вот покоряющая наивностью сердца всех мальчишек куколка с огромными голубыми глазками и светлыми кудрями, которые придерживал красивый бант из атласной ленты. Трис пал жертвой любви и считал себя самым подходящим для неё, девочка же считала иначе и пряталась за спину старшего братика, то есть меня. У нас с ней разница всего в год была. Парень бесился, а я относился к этому с показушным спокойствием.

И вот в самый разгар нашей разборки псы Ритрих притащили Сохру. Сестра хотела защитить своего милого братика от неотесанного оленя, Триса, что ему и сказала в лицо. Мальчишка взревел от таких слов, как тот самый раненый зверь, и бросился на меня с проклятиями. И тут он ненароком задел кулаком сестрицу, да так, что та отлетела и замерла в неестественной позе на земле, будто кукла. Разум словно помутился, и что-то вырвалось изнутри вместе с моим криком. Мальчишки разлетелись в разные стороны, а сарай занялся огнем. Откуда что взялось – непонятно, но суть остается таковой. В общем, после этого над Трисом смеялись все мальчишки в деревне, мол, не можешь и сопляка приструнить, а моя сестрица так вообще его возненавидела.

– И твоя милая сестра тебя больше не спасет, – раздался сзади голос старшего брата Триса.

Тут он прав, Сохру после случившегося посадили под домашний арест, а сегодня они с матерью и старшими братьями поехали в соседнюю деревню. Сейчас меня уже никто не спасет, а та страшная сила не торопилась просыпаться.

– Не волнуйся, это все во благо. Может, чему научишься, – засмеялся кто-то ещё. А потом раздался глухой удар, и пришла темнота…

Мне снился странный сон, словно мне много сотен лет, и я был не наблюдателем, а одним из участников, как будто это было забытое воспоминание.

В темном пространстве комнаты повисла неуместная тишина прервавшегося разговора. Нам обоим нужно было обдумать услышанное и понять, что делать дальше. Касий сидел в пол оборота к потухшему камину, подперев руками подбородок. Его ноги утопали в меху шкуры, лежащей на полу. На лбу, меж бровей, пролегла морщинка. Мой друг хмурился. Его всегда напрягало это место, созданное как кусок моего мира, где жили люди. А ещё Касия ужасно нервировала необходимость принимать в моем чертоге образ человека, но друг стоически терпел мои причуды.

– Ты точно уверен, что хочешь снова туда вернуться? – голос его шелестел опавшими листьями, а взгляд был направлен куда-то внутрь себя.

– Более чем, – с готовностью ответил я, всматриваясь в переливающийся потолок.

– Ты говорил, что они перестали в тебя верить. Думаешь, если вернешься, они тебя примут? Ты оставил свой мир на добрый десяток лет, а может и больше. Все храмы разрушены, на их местах развалины. Никто не помнит о тебе. Чего же ты хочешь? – недоумевал Касий.

– Ну, не десяток, а сто пятьдесят четыре года и тридцать пять дней. Я не жду, что они примут меня, я хочу понять их, ведь не просто так в прошлый раз кто-то извратил веру, – снова повисла тишина. Немного помедлив, я продолжил. – Сейчас они верят в некого Создателя, будто это он разрушил храмы, разозлившись на тех, кем был предан. Ведь его забыли, начали почитать другого, дав ему имя старого бога. Забавно, не находишь? – Касий усмехнулся, припоминая мою прошлую прогулку.