Демьян Брауде - Иночим великанов. Апокрифы Мирадении

– В том то и закавыка, что излишне люблю. Вот и несет меня от них, как лавину со снежных гор…

Оба ратника невольно посмеялись, от её непроизвольной сорвавшейся с уст метафоры, но она сохранила застенчивое спокойствие, то и дело, сидя на обзоле, исподволь поглядывая на хозяина. Её хозяин, сохнувший на квелом ветру от залившей его и без того видавшею невзгоды одежу, неотвязной пахуче каперсовой кровью, стоял поодаль от лагеря и, держа правую руку на эфесе, то и дело буравящее осматривал, границы, меж столпотворения вековых сосен, ища запропастившегося Гайта. О нем казалось, все позабыли, окромя него.

Когда дивный аромат, расцветающий в ворчливо булькающем котле, дошел до ноздрей Рибы, она почувствовала очередной вяжущий приступ урчания в животе. Бросив лук, обхватив его осемью крупными пальцами, та выпучив густо синие сапфировые глаза под бордовыми бровями, сделавшись салатовой на ныне снулом округлом лице, боявшись до отнимания языка, как вот-вот начнётся вторая порция несварения. Но сквозь жалобное потрескивания веток от подначивающего их истлевания ветра и общего бича костра на земле, да трели птиц с отдаленным кваканьем, Коуб, расслышав зудешь кишечника, дал самую верную оценку.

– Кто-то проголодался, – он тепло улыбнулся ей и вернулся к вареву. Моз не поняв её лояльности, подавил свои недвусмысленные намеки, и, повернувшись с слабым лязгом кольчуги в сторону виконта своей челкой, выбивающейся испод съехавшего льняного чепчика, покашляв в кулак, учтиво спросил своего сира.

– Виконт Джоаль… инда как быть с Гайтом, коли тот не воротиться до ночи?

– Бросить паскуду, – вскинувшись, огрызнулся сквозь зубы Калиб, который растерял весь перелечивай настрой своего воодушевлённого рассказа, сощурив широко расставленные серые глаза, поверх незнаемого шлема колпака.

– Если дозволите решения приму я, – упираясь головой в наклоненный ствол облезлого дерева, который куйны выбрали для точения когтей, будто себе под нос мычащее произнес Джоаль.

– Право, и вы помилуете эту сыкливую собаку, которая бросила нас… вас, и удрала сверкая своей трусостью? – разочаровался Калиб осев краями квадратного дубленого лика.

– Вестимо – нет! – оживился тот, оправив кауф не отрываясь от испещренной колеями когтей заболони, однакож умяв тон в патетическое русло. – Но, и вышибать не стану. Тощий, как и я, большую часть жизни провел в стенах замка, его смятение вполне закономерно. Не скажу, чтобы я поступил лучше, случайно зарубив жадного зверя.

– Но, он жалкий трус и дезертир! – не унимался исходящий желчью Калиб, а Джоаль украдкой заметил, как при резком слове «дезертир» Моз, помрачнев, скрыл натянутое на череп лицо к мареву дыма от костра, возвратившись обратно к стряпне ища в нем спасение.

– Я сам разберусь с ним. Требую воздержаться от самосуда!

Бывший сотник, получив прямой указ, притворно примерившись, отвернулся и принялся насуплено всматриваться в чащу. Он скрепя зубами долго въедливо вглядывался, игнорируя затмевавшие гнус и редких цикад, бульканья навара в омуте котла поверх взбаламученной ряби над ним, клекота хищных птиц, шуршания Рибы, что все так же с прямотой настырно старалась стереть смолу с рукоятки темного лука. Он даже не заметил, как виконт оторвался от плавной заболони и пошел через валежник в сторону от него. А все оттого, что среди нависших паутиной ветвей впереди, он казалась, приметил чей-то отрывистый как наваждение силуэт.

Он не сразу постиг захваченное глазами, но отчетливо приметил две вещи. Это плотно прилегающей черный плащ, идущий от головы, закрывающей почти все тело, и голову остроконечным башлыком, (отчего лица было не разобрать) и как не странно, (он посчитал, что ему сие аналогично привиделось) босые до бедер белесые ноги с умеренной мускулатурой, что небрежно возвышались, пока некто перешагивал поваленные деревья в глуши. Калиб был не шибко зрячим, но отчего-то счел, что бледная кожа ног, определенно принадлежит молодой девушке. Он поглотился проплывшим образом, и окружность для него растворилась…

Джоаль уминая ветви с аккомпанементом хором хрустящих игл, подступил к муторной и в тоже время старательной Рибе, что истово скрывала опальный стыд, за скрупулёзной и не плодотворной работой. Та все так же груздём восседая на пне отдавая от себя бадьяном, не поведя на него взглядом, продолжала упористо стесывать салатовыми ногтями смолу, которая заходила за вытянутые в когти ногти, а под ними уже вскоре устроился липкий спрессованный янтарный налет. Виконт сел рядом, отчего бревно качнулось, и гоблинка вместе с ним.

– Будь покойна, я попусту хотел вернуть твоё оружие, и сказать важную вещь, – он протянул ей нож, на котором застыла желтая кровь, что стала походить на стылый оттенок халвы, мельком все ещё отдающей солоноватыми каперсами.

– Если тебя надобно поднатаскать мыть за собой тарелки и ножи, то ты не по адресу, – как обычно хрипловато и брезгливо ответила Риба, без тени лояльности, даже не подняв на него спущенный взгляд, продолжая жмуриться и треть согнутый черный прут, отчего у неё тряслись концы ушей, и серьги в правым ухе, вместе с неладно повисшей миной.

– Нет. Твой нож уберег меня. Спасибо, что не забыла обо мне, – он спустился коленом на спрессованную массу кластера веток и палых иголок, и низко поклонился, опуская бурую челку и честолюбивые манеры. Риба заметя этот галантный жест, как от огня отвратилась, и влилась сведенными щеками в более темной оттенок относительно её обычного зеленого.

– Перестань! – тихо пискнула она, дрожа как при припадке. – Хозяин меня отругает…

– Пусть сперва выговорит мне, – величаво, задрал нос виконт, заверяя её в своей непогрешимости. Но ей это не на толику помогло.

Джоаль выдержал должную патетическую паузу и вернулся на пень, который опять покачнулся, и едва не повалил приземистую девушку, чья напяленная гримаса опять была близка к падению за борт лодки при болтанке. Риба насилу удержалась от качки, и, переменив орудие своей деятельности, сбегая от овладевающих дум, стала усердно сдирать налипшие остатки въевшейся липкой зуды остриём вороченного ножа.

– Твой хозяин, славный воин. Выступил один, и повалил двоих. Не зря по нему щебечут в этих краях, – не замечая особой заинтересованности в её унылой мордашке, он решил развить эту мысль, играясь на её чувствах надеясь отлучить от терзавших бед. Тщетно.

– Если Уика будет нам благоволить, и мы все доберемся в сохранности, хотела бы ты попасть на примем в столице Майзы? – совсем уж издали повернул он, намереваясь пробудить её чувства. Его ждало не совсем желанная реакция.

Риба недобро хихикнула, ощерив острые зубы и отверзавшуюся как навесной мост челюсть с клыками, собрав щеки в волны складок с двумя ямками, но почти тут же вернула прежние выражения гладкого округлого лица, и тихо отзывалась, пока в стороне трещал костер и перешептывались ратники под зов легкого ветра.