Андраш Салаи - Нет злых и добрых

Его Святейшество тоже закончил молитву и поднялся, чтобы присесть на лавку. Гости расположились напротив, а Томаш занял место за спиной Бенедека. Несмотря на это Шентвеж, обернувшись, сначала обратился к нему.

– О чём ты просил Инвирита, Томаш?

– Чтобы он оберегал близких мне людей, – после короткой паузы сказал телохранитель. Этот вопрос был частью их ритуала.

– Я вхожу в их число? – задал следующий вопрос Бенедек.

– Да, Ваше Святейшество.

После этого ответа Шентвеж всегда переводил взгляд на собеседников, давая им понять, что если кто-то замыслил против него, то он под надёжной защитой не только меча Томаша, но и его молитвы.

Первый из гостей оказался не купцом, а представителем Альзерского банка по имени Зденек Волиш. Когда представился второй, то его поведение стало понятным. Его звали Наримунт Вайден. Родом он был из Валькавских земель, места, где люди продолжали молиться самым разным богам. А все тамошние мужчины носили бороды. Это был не первый язычник, увиденный Томашем в жизни, но первый безбородый. Однако он ошибся. Первым вопросом Его Святейшества, к гостю из языческих земель был:

– А кому вы возносили молитвы, Наримунт? Мологру, Зелегу или Гаварсе, – продемонстрировал Бенедек знание пантеона валькавских племён. Вопрос можно было понять двояко. С одной стороны, гость нанёс серьёзное оскорбление хозяевам, если бы молился своим богам в каносе. С другой – Шентвеж говорил настолько непосредственным тоном, что его нельзя было заподозрить в чём-то кроме обычного интереса.

На лице валькавца не дрогнул ни один мускул. Его ответ удивил Томаша.

– Ошибаетесь. Я, как и все вы возносил молитву Инвириту. Моя семья уже несколько поколений приняла его в сердце.

– Не может быть! – искренне удивился Его Святейшество. Томаш понял, что он хочет разговорить гостя.

– Ещё как может, – всё тем же ровным тоном продолжал валькавец. – Верховный вождь Милзас, по своей мудрости не мог отправить в святой город Каармант, для беседы с вами кого-то иного. В наших землях каждый волен верить в то, что ему больше нравится. А байки, коими вас потчует Сигизмунд Кенетеш, – при упоминании имени Магистра Ордена Красных Мечей в голосе и выражении лица Наримунта впервые появилось нечто похожее на гнев, – не более чем порождение его больного воображения.

Томаш едва не задохнулся от возмущения. Он был воспитан на историях о храбрых и самоотверженных витязях с красными мечами на плащах, несущих истинную веру в заблудшие души жестоких язычников. Его Святейшество отреагировал на заявление более спокойно.

– То есть вы хотите сказать, что магистр Сигизмунд и его витязи – обычные сумасшедшие, обуянные жаждой убийства?

Валькавец задумался. Ответить утвердительно значило возвести очень серьёзное обвинение на орден. Однако колебался Наримунт недолго. Он заговорил с жаром.

– Да. Именно это я и хочу сказать. Если у витязей ордена красные мечи, то красны они от крови невинных. Они давно уже не пытаются нести нам истину Инвирита, всё, что приходит к нам с запада это кровь, смерть и разрушение. В землях моего рода уже с десяток лет не было проповедников, а каратели частые гости! Они убивают, грабят и жгут, обрекая выживших на голод! – Валькавский гость начинал терять самообладание. Его голос разносился под высокими потолками каносы всё громче.

– Каармант ежегодно отправляет множество людей нести истину Инвирита в ваши земли. А возвращаются немногие. Они рассказывают нам ужасные вещи о том, что жители ваших земель жестоко расправляются со служителями Инвирита. Сжигают их, скармливают волкам, которые у вас вместо собак, рвут на части…

– Ложь! – резко перебил Бенедека Наримунт. Непозволительная дерзость. Томаш схватился за рукоять меча, но Шентвеж, предчувствуя это, успокаивающе взмахнул рукой.

– Не стоит обнажать оружие в святом месте. – Затем обратился к Наримунту. Голос оставался всё таким же доброжелательным: – вам есть, чем это доказать.

– А разве того, что я сказал о себе и землях моего рода недостаточно? – валькавец уже успел взять себя в руки и говорил спокойно, как в начале беседы. – Мы полагаем, что ваши проповедники навсегда остаются в крепостях ордена. А те, кому дозволяют вернуться назад, хорошо научены, что говорить.

Обвинение прозвучало. Тогда, молчавший до этого альзерский банкир поспешил вмешаться. Он говорил быстро, будто опасался, что его перебьют:

– Прошу прощения, Ваше Святейшество. Народ моего друга Наримунта уже много лет воюет с орденом. Взаимная ненависть настолько сильна, что обе стороны готовы обвинять друг друга во всех грехах.

Валькавец уничижительно посмотрел на спутника. Томаш не сомневался, что Шентвеж наградил банкира таким же взглядом.

– Нет, пусть говорит, – ответил альзерцу Его Святейшество. Теперь он напустил в голос гнева – Наш гость очерняет витязей, но умалчивает о тех бесчинствах, что творят его соплеменники, когда атакуют земли ордена. Разве они не убивают местных крестьян и не сжигают их посевы? Разве они не жестоки и беспощадны?

Валькавец не сразу нашёлся с ответом. Он долго смотрел на Шентвежа, не моргая. Тяжело вздохнув, горестно согласился.

– Я не могу говорить за каждого из нас. Конечно, среди моего народа тоже есть те, кому нравится убивать ближнего. Я признаю это с прискорбием, – горечь исчезла из голоса. – Мы вынуждены делать это. Нас вынуждают. Чтобы восполнить потери от атак витязей. Клянусь, мы давно готовы к миру. Разве моё присутствие здесь не лучшее тому доказательство?

Томаш смотрел на Наримунта во все глаза. До этой встречи, он, как и многие другие считал валькавцев не более, чем рычащими дикарями, поклонявшимся камням и деревьям. А этот человек мало того, что выглядел как большинство горожан, он не только не рычал., а говорил на одном с ним языке и произносил разумные слова. Конечно, Томаш и раньше встречал уроженцев валькавских земель. К примеру, Бодриса, одного из друзей Драгомира. Но по тому было сложно судить о народе. Во-первых, до того, как Томаш с ним познакомился, Бодрис уже несколько лет прожил вне родного племени. А во-вторых тот был нелюдим, от него редко можно было вытянуть больше двух-трёх слов. К тому же этот разговор подтверждал подозрения Томаша по поводу внезапно возникшего у Его Святейшества интереса к книгам о язычниках. Задумавшись, Томаш пропустил часть разговора, а когда опомнился, слово держал Бенедек III. Он обращался к альзерцу.

– А какой ваш в этом интерес, Зденек?

– Не буду вам врать, Ваше Святейшество, – хохотнул банкир. – Нас мало интересует распространение истины Инвирита среди заблудших душ. – Он замолчал, видимо ожидая, что его спросят о мотивах. Но, когда вопроса не последовало, продолжил. – Дело в торговле и только в ней. Там есть товары, очень интересующие наших купцов. Но из-за ограничений, устроенных орденом они не могут свободно торговать. Есть, конечно, те, кто, презрев риск, отправляется туда. Но лишь немногим удаётся хоть что-то привезти. Чаще всего витязи ордена задерживают наших купцов на обратном пути и конфискуют их имущество. А это убытки, убытки и ещё раз убытки.