Данил Баженов - Багровый дождь

Шум войны постепенно утихал. Звон стали громом катался вдоль берега, оглушая живых и убаюкивая мертвых.

Я пробивался вперед, не задумываясь куда ударить, где поставить блок. Просто крушил всех, кто стоял у меня на пути, не различая никого. На войне нет друзей. Есть лишь мешки с кровью и костями, которые безнадежно падают на рыхлую землю, даже не поняв, кто вонзил в них меч.

С моего лица не сходил звериный оскал. Я чувствовал вкус крови и земли во рту. Чувствовал каждый крик на поле боя, будто сам его издавал. Чувствовал все, кроме боли.

Проткнув очередного варвара, я освободил меч от тела, пнув ему в грудь. Следом лишил жизни еще пятерых, без жалости, без каких-либо чувств, хладнокровно прервал их историю.

– Устал, кусок дерьма? – запыхавшись, проговорил мне кто-то.

Я обхватил меч двумя руками, уклонился от, казалось, точного удара секирой и рубанул по животу, словно топором по бревну. Поменяв положение рук, я вытащил клинок и, блокировав удар несущегося с целью отомстить бородатого мужика в разбитых стальных доспехах, проткнул его, оставив меч в подарок. Я стоял в куче трупов, по горло в крови, все так же сжимая зубы, судорожно оглядываясь, надеясь найти еще одного варвара. У меня это вышло.

– Я убью тебя! – кричал он, надвигаясь словно волна.

Не успел. Не успел ударить. Я оказался быстрее. Выхватил с пояса топор, увернулся, ударил и вот уже наслаждаюсь последними вздохами врага, еле держа себя на ногах. Усталый, запыхавшийся, потерявший последние силы, опустивший руки, гвардеец.

– Светает… – прошептал я, подняв голову.

В левом плече торчала сломанная стрела, пробившая наплечник. Я скинул с себя мятый нагрудник, и поплелся в сторону лагеря, надеясь увидеть там хоть одного выжившего знакомого. Перешагивая горы трупов, я поднялся с берега на скалы и, пройдя по знакомым тропам, дошел до почти пустого лагеря.

Выжившие гвардейцы тащили на руках лишившихся конечностей товарищей. Четкие удары военного кузнеца, приглушенные крики из рваных от стрел палаток, растворяющиеся в разговорах воинов стоны. Все это уже вошло в порядок вещей.

Я вздохнул полной грудью, и не спеша направился к лекарю, который судорожно метался от человека к человеку, разрываясь, пытаясь помочь. Но мое внимание привлекло чавканье из рядом стоящей палатки, что принадлежала, если не ошибаюсь, повару.

Я аккуратно открыл шторы и улыбнулся.

– Вкусно? – спросил я, испугав маленькую девочку.

На вид ей было лет восемь: худое тело, рваная, слегка большая одежда, измазанное в грязи лицо, длинные, кудрявые волосы. Она явно пробралась сюда, пока шла битва, в надежде найти еды. Что ж, у нее это вышло.

Услышав мой голос, она тут же забилась в угол и, схватив со стола вилку, направила ее на меня дрожащими от страха руками.

– Я что, такой страшный? – спросил я, разводя руками и осматривая себя.

Конечно, нет, подумаешь, что весь в крови, порезах, ссадинах… Еще и со стрелой в плече… Я не страшный, глупость какая.

– Эй, не бойся. Кушай, – сказал я, протянув ей яблоко, которое она выронила.

Девочка не доверчиво посмотрела на меня, и резко выхватив его из рук, снова начала чавкать. Эта милая и смешная картина, заставила меня вновь улыбнуться. Я сел рядом с ней, облокотившись о ножки стола и выдохнув с облегчением, закрыл глаза.

Вдруг она остановилась и, переведя дыхание, заговорила со мной нежным, детским голоском.

– Тебе больно?

– М-м-м? – промычал я, посмотрев на нее с удивлением.

– У тебя стрела торчит, не притворяйся, что не больно.

– Я не притворяюсь, с чего вдруг? Просто терплю.

– Я могу помочь?

– А ты лекарь? – спросил я, смутив ее.

– Нет…

– Так и думал.

Я снова закрыл глаза.

…

– Но я могу сделать так! – сказала она и, тут же схватившись одной рукой за стрелу, а другой держав меня, резко выдернула ее.

Я громко застонал, сжимая зубы и закрывая рану рукой.

– Вот и все, я молодец?

– Да… Молодец… – не прекращая терпеть боль, захрипел я.

Наступило молчание, что разбавлялось лишь моим тяжелым дыханием.

– Как тебя зовут? – прошептал я.

– Никак. У меня нет имени. Или есть, но я его не помню… Люди, что недавно приютили нас с братом, называли меня Солнышко. Да и брат… тоже…

– Солнышко значит… – усмехнулся я. – Хорошо… А меня зовут Редрик, приятно познакомиться.

– Мне тоже, – улыбнулась она.

– Так значит, ни родителей, ни друзей…

– Только брат, ему семнадцать. Он пошел наемником сюда, чтобы заработать хоть одну медную монету. Приказал мне ждать его у мельницы, что к западу отсюда, но я не выдержала и пошла за ним. Решила дождаться его здесь, но увидав яблоко, не смогла устоять, я уже два дня ничего не ела. Прости, оно было твое?

– Нет, это даже не моя палатка. А на счет твоего брата… Надеюсь, он выжил. Там много кто умер…

– Он выжил, я знаю.

– Надеюсь, ты права, юная леди.

Вдруг в палатку зашел гвардеец с мечом в руке.

– Что за? Господин Докерс, извините, я не знал, что вы тут.

– Ничего, все хорошо. Давай, пойдем со мной, не будем солдату мешать.

…

Многие считают меня зверем, многие просто солдатом, а кто-то не постыдится назвать меня свои сыном, братом, мужем, отцом…

За свои двадцать семь лет я понял, что ни сила, ни богатство, не могут дать того, чего ты хочешь на самом деле…

« Четыре года назад. Северное королевство. Поместье Докерсов ».

– Редрик, ты поможешь мне?

Эниана… Дорогая Эниана… Как я был глуп, когда считал, что проведенное время с тобой, это всего лишь часы, дни… Почему мы, люди, настолько глупы, что начинаем ценить что-то только тогда, когда теряем?

– Конечно.

– Папа! Смотри, это ты! – радостно кричала дочь, показывая свой рисунок.

Я робко взглянул на него и, увидев силуэт человека с мечом в руках, по которому стекает кровь, почувствовал отвращение к самому себе…

В тот день я впервые вернулся домой за долгое время моего отсутствия. В северных землях меня не было почти год из-за того, что я вызвался добровольцем для охоты на неизвестного зверя.

Как жаль, что все это время прошло зря. Мы потеряли половину бойцов, но так и не словили ту тварь…

…

До сих пор засыпая, я слышу треск горящего дерева, крики людей, звон колоколов. Я чувствую тот жар, что испытывал тогда…

…

– Нет! Пусти меня! Я должен им помочь! – кричал я, стараясь вырваться из крепкого хвата какого-то торговца, что всеми силами пытался удержать меня от верной гибели.

– Успокойся! Все сгорело! Там ничего кроме пламени и залы! Ничего!

Там ничего, кроме пламени и залы… ничего. В моем сердце нет ничего. Лишь злость к самому себе…

Я рухнул на колени, захлебываясь солеными слезами, тянув руки к полыхающей усадьбе. Мои уста повторяли снова и снова: