Виктор Некрас - Каменный престол. Всеслав Чародей – 4

Войско Ходимира нестройно качнулось (что-то неразборчиво заорали старшие) и двинулось вперёд, сначала нерешительно, а потом всё убыстряя шаг.

Выбросило на ходу густую тучу стрел, а потом и вовсе перешло на бег.

Сшиблись на середине поляны.

Воздух вокруг Богуша разом вдруг стал шумным и гулким. Свистели стрелы, звенело железо, трещало дерево, кричали люди – что-то неразборчивое и страшное – кто-то пел в восторге или от страха, кто-то матерился, кто-то орал имя своего вождя. Где-то невдалеке пронзительно и страшно ржали кони, гудела земля под ударами копыт.

Напротив него вдруг оказался огромный и страшный витязь-русич, с длинной секирой в руках, Богуш едва успел увернуться от тяжеленного удара – воздух взвыл под секирным лёзом. Не ему, Богушу, с его лёгким топориком, тягаться с этим чудовищем. Отрок отпрянул в сторону, вновь уворачиваясь и понимая, что не приведи боги ему споткнуться – тут и конец!

И словно накликал. Нога запуталась в густой траве, он рванулся, понимая, что уже не успевает, и земля словно сама выскочила из-под ног. Варяжко растянулся в траве, перевернулся на спину и обречённо замер, видя как взлетает над ним, блестя в лучах солнца, секира.

Но русич вдруг вздрогнул, как-то странно и нелепо перекосился на один бок, уронил секиру и начал падать. Из-за его спины как-то невероятно быстро выскочил Ратибор, Ратьша. С его нагого меча тяжело падали на примятую сухую траву капли тёмной крови.

– Чего разлёгся, варяжко ? – бросил он со злой насмешкой в голосе. – Тут тебе холопов нет, вставай!

И отвернулся, в самый раз, чтобы поймать на щит, обтянутый красной кожей, копейный удар.

Богуша словно неведомая сила на ноги подняла и бросила вслед за московлянином, навстречу русским мечам.

Ходимир вырвался из боя в разорванной кольчуге, зазубрив и окровавив меч. Сбившись вокруг него, вои княжьей дружины отбивались от русичей короткими ударами.

Первый суступ заканчивался. Обе рати, огрызаясь и ворча, как два свирепых пса, расходились в стороны, отходили, оставив на поле десятка два убитых.

Вятичи отступили к опушке, снова равняли сбитый в неуклюжую и нескладную кучу строй. Русь тоже строилась, орали десятские, сотские и старшие дружин, ревели рога.

– Ни одного стяга не сбили, – с досадой сказал Вадим. Он опять был рядом с князем, весело косил глазом в сторону руси, обтирая кровь с мечевого лёза.

– На свои стяги погляди, – недовольно сказал Ходимир.

– И наши стяги все стоят, – заверил Вадим Станиславич, приподымаясь на стременах и вглядываясь в глубину русского строя.

Князь видел это и сам, тем более, дедич смотрел вовсе не в ту сторону. Но Ходимира злило поведение Козарина, то, как он напоказ вытирал кровь с меча. Языком бы слизал ещё!

Где-то за русской ратью вновь заревел рог. По-иному, не так, как раньше. Ходимир, как ужаленный, повернулся лицом к руси.

– Это ещё что такое? – произнёс он сдавленно.

С пригорка, на котором сгрудилась рать вятичей, видно было далеко. И сейчас Ходимир ясно видел, как из леса за спиной у войска брянского наместника выходит, блестя доспехами и начищенные железом клинков, ещё одна дружина – не меньше трёх сотен воев.

– Черниговцы, – цепенеюще ответил Вадим Станиславич.

– Кто-то из князей, – подтвердил Ходимир.

– Откуда они взялись? – изумлённо бросил Вадим. Видно было, что ему очень хочется сесть на коня, чтобы с седла поглядеть. – Неужто половцев разбили уже?

– Разбили не разбили – чего теперь гадать-то, – отмахнулся князь. – Сейчас нам во втором суступе тяжело придётся.

– Не вытерпел, мальчишка, – с лёгкой неприязнью и вместе с тем восхищённо сказал Рогдай.

Наместник только что вернулся с поля, бросил поводья зброеноше и спешился, когда услышал рёв рога. Рогдай не Ходимир, ему не было нужды гадать, кто это трубит – он знал и так.

Княжич Давыд.

Давыд Святославич, сын черниговского владыки, сыновей великого князя.

– И ведь просил же пождать в лесу, пока знамено не дам, – бурчал Рогдай.

Просил.

Да только не указывают наместники князьям, князья сами решают, где им быть, с кем и когда сражаться. Это их право, данное им кровью, текущей в их жилах. Кровью потомков богов.

Да и невесть как решил бы ещё и сам Рогдай на месте Давыда Святославича. Может и тоже не стерпел бы и бросил воев в бой, очертя голову.

Если бы был княжичем во главе дружины.

Если бы был таким же молодым.

Давыд Святославич подъехал ближе, спешился, бросил поводья отрокам и повернулся к замершему на месте Рогдаю.

– Здравствуй, наместниче, – сказал он, весело скалясь в улыбке. Светлые, жидковатые ещё усы, выгоревшие на солнце, раздвинулись, блеснули зубы. – Я вот поглядел-подумал, да и показалось мне, что излишне ты много вежливостей разводить против этого сброда лесного.

– Здравствуй, княже, – ответил наместник без обиды – вестимо, в восемнадцать лет только так и думать, как Давыд. Пока молодой. – Это мы так, силы только попробовали пока что.

– Ну и как, попробовали? Крепки вятичи?

– Крепки, конечно, не без того, – согласился Рогдай без смущения. – Особенно вон те, что по краям стоят. Это и не вятичи вовсе. С теми вон, справа, я сам перевелся, полочане это. А про левых вои говорят – варяги да лютичи.

– Вот как, – протянул Давыд удивлённо. Подумал несколько мгновений, потом тряхнул тёмно-русым чупруном. – А, ладно! Сейчас во второй суступ пойдём, там и поглядим, что за варяги да лютичи там, и откуда они взялись.

– Рогдае Ратьшич! – позвал вдруг сзади голос, от которого наместник вздрогнул.

Шварно!

Надоедливый мальчишка, которого он послал к князю, вернулся из Чернигова вместе с подмогой и с мечтами о подвигах. Сегодня большого труда стоило приглядеть, чтобы и он, и Неклюд не сунулись, очертя голову, в первый же суступ.

– Чего ещё? – рыкнул Рогдай, не сдержась.

– Гонец до княжича! Из Чернигова!

– Какой ещё гонец? От кого? – искренне удивился Давыд, изломив тонкую бровь. – Мы ж совсем недавно от Чернигова выступили!

– От князя, говорит, от Святослава Ярославича.

Гонца Давыд узнал сразу.

– Лют! – воскликнул он изумлённо. – Ты ли?!

Гонец был – краше в домовину кладут. Стегач разорван так, слово его барсы когтями драли, в грязи и пыли, на рассеченном ухе запеклась кровь, рука наспех перевязана грязной от засохшей крови пыли тряпкой. Гонца шатало. Приблизясь к княжичу, он отбросил в прибитую ногами траву седло – видно, пал конь по дороге невдалеке, а седло бросать жалко стало. Загнал коня Лют.

– Плохо дело, Давыде Святославич, – выговорил гонец, и его вдруг повело в сторону. – Разбили нас половцы на Альте.

– Отец?! – встревоженно воскликнул Давыд. – Братья?!

– Жив Святослав Ярославич, – хрипло ответил Лют, откашливаясь и сплёвывая в пыль тягучую густую слюну. – И княжичи живы. Бересто тебе отец прислал, там всё сказано.