Теффи Кевич - Ароматы свободы

Общежитие совсем стихло, все разъехались по домам, не оставив в память о себе ни запахов, ни звуков. Осталась одна я, наедине с собой. Не потому, что не успела собрать вещи, или хотела напоследок со всеми проститься, особенно с пустыми стенами, нет, я просто не знала куда идти.

Сиротам сектор выдавал квартирки в муравейниках, надеясь, что те сразу устроятся на работу и будут проводить там все время. А я ведь не сирота. И дом есть, неплохой такой коттеджик. Но идти все равно некуда. Отца, как и всех мужчин, отделили от женщин, а мать я никогда не знала. Вроде и не сирота, но неизвестно, стоит ли отчий дом на том же месте, или уоры под шумок его прибрали. Хотя, зачем им это? Разве что под снос.

Собравшись духом, я схватила в руки чемодан, вдохнула аромат витающей в воздухе магии и чистящих лимонных средств, меньше народу, больше кислороду, направилась на выход, стараясь не столкнуться с блуждающей по коридору студенткой, ставшей призраком общежития. Мало ли, легенды всякие ведь ходят.

На воспоминания я не полагалась, сразу вытащив карту. И хорошо, что я это сделала, иначе бы точно не опознала эту развалюху, как коттедж из детства. Вид у дома был… скверный. Даже бойцовский клуб выглядел уютнее. И в крыше дыра, дверь едва на петлях держится, а окон вовсе не осталась. В голове я тут же прикинула сколько будет стоить вызвать мастера. Если поголодать, то тех остатков с турниров должно хватить. Шальная мысль залатать весь дом грязью испарилась, стоило зайти внутрь. Едкий сладковатый вкус греческого ореха сам собой появился на языке. Что-то было не так, запах коттеджа опьянял не хуже вина, словно в этом доме жили уоры и их магия оседала по стенам долгое время. Злость вспыхнула неожиданно, захотелось разгромить либо дом, либо тех, кто посмел остановиться в нем.

«А ведь ты ничего с этим поделать не можешь, – на периферии сознания раздался шепот. – Какие-то твари без разрешения отравили твой островок спокойствия. Как жаль, что ты так слаба и мала!»

Набрав побольше воздуха в грудь, я почувствовала отличный запах, не сладкий, а горький, с примесью железа, ощущение магии от него отдавало чем-то знакомым, что крутилось на языке, но никак не хотело узнаваться. Отчётливо он доносился со второго этажа, и вел за собой, словно крысу дудочка заклинателя. Ступени шли не кончаясь, усиливая мое нетерпение. От неожиданности, я чуть не пропустила момент, как старая лестница со скрипом проломилась под мом весом, едва не проглотив меня. Я еле успела отскочить, и быстро перепрыгнуть на последнюю ступеньку, слыша, как ускоренно стучит сердце.

«Все не просто так», – прошептал голос в голове.

«Ничего удивительно, древесина от влажности сгнила», – произнёс здравый смысл.

Я зашла в единственную комнату на этаже и мной завладела тоска. Розовые стены, шторы в белую полоску, светлая мебель и шкаф с детскими книжками, запах клубничного молока, были в прошлом.

В потолке зияла дыра, возможно поэтому тут дышалось легче, из мебели осталась тумбочка, да кровать, шторы пожелтели, а полы, как и везде, попахивали гнилью.

Вдруг, взгляд упал на инородный предмет на кровати. На голом матрасе лежала желтая маска, источник странного запаха железа, мускуса и чего-то еще, которая сама легла мне в руки. Она напоминала ту, которую носили во время боев дамы, желавшие походить на мужчин – чёрные губы, синие круги возле глаз и красные капли, будто крови, по всей площади.

«Что забыла бойцовская маска в детской комнате?» – задался вопросом шепот.

«Маска принадлежала отцу», – получил он ответ.

Папа был известным бойцом за справедливость, о нем говорили везде, он пользовался любовью народа, люди хотели идти за ним, пока не произошло разделение. Он учил меня магии, управлять стихами, пока не произошло разделение. Он был хорошим отцом, пока не произошло разделение.

Глупое, бессмысленное, единственная причин которого показать, насколько мы, волшебное общество низки в глазах уорах, что они могут сортировать нас как скот.

«Мужчины и женщины не могут жить в одном социуме, их единение введёт к насилию, различие в магии введёт к разбоям и разврату, – трещало из всех щелей в свое время, а когда пропаганда не сработала, они сделали все грязно. Устроили террор. – Вы для нас не выше фолков.»

Но разве хочется мне уничтожать все на своем пути, вдыхая запах магии, прошедшей через мужскую кровь? Разве хочу я сеять раздор? Нет. Я хочу справедливости. Маска оказалась плотно прижата к моему лицу. Запах мускуса, железа и смолы, твердеющий со временем, вместе с невероятной силой, питающей мышцы всего тела, как и укрепившейся пугающей мысли.

«Мы всего лишь скот, который разделили ради контроля!» – эта догадка не в первый раз вспыхнула в сознании, и далеко не была неожиданной искрой. Нет. Детские воспоминания мелькали перед глазами. То тут, то там, люди устраивали демонстрации, бунтовали и негодовали. А как иначе, когда этот мускусный запах обжигает изнутри и заставляет действовать, когда похожий задор чувствуется только в разгар битвы? Потому ли закрыли клубы? Сев на грязный матрас, я закрыла глаза руками, не верилось, что все так просто. Почему никто ничего не замечал?! Почему никто ничего не делал?! «Уоры ведь такие могущественные…» – твердили все то тут, то там. Великим уорам ставили памятники, называли институты. Откуда они вообще взялись, что перекроили весь наш устой?! Я рывком поднялась, чувствуя силу, желая тут же сделать хоть что-то. Кричать на улице, агитировать бунтовать. Хватит с нас!

Вдруг, я почувствовала, как пол подо мной трещит и не успела понять, что должно произойти, как второй этаж рухнул. Я полетела вниз вместе с комнатой, кроватью, мебелью. В полёте по голове что-то ударило, в глазах замутило, дышать стало невозможно, когда кости треснулись об пол. Я ловила воздух ртом, опьяняюсь с каждым новым вздохом уорским ядом. Не получалось сделать ничего, подняться было невозможно, оставаться в сознании становилось тяжело.

«Жалость какая, я умру здесь…» – смиренно подумала я.

«Никогда!» – закричало желание жить, прозвучавшее так контрастно, словно другой человек, от слабого запаха железа, и я из последних сил истошно закричала, чтобы перестать держать голову и отрубиться, услышав чье- то испуганный крик.

***

Глаза нещадно жгло, от белизны резало так, что хотелось опустить веки и никогда больше их не поднимать, но боль в груди не позволила уснуть, и я застонала сквозь зубы.

– Ой, ой, мисс, вы уже проснулись! Я сейчас позову врача, потерпите, пожалуйста, – произнес слабый мужской голос.

Мужской? Из любопытства я подняла голову, чтобы увидеть сгорбившегося, лысоватого, с опущенными ушами, старого фолка в робе целителя. Голова тут же вернулась обратно на подушку, воздух, почему-то тут же стал спертым, приобретя запах спирта, видно старик ушел.