Анатолий Бочаров - Легенда о Вращающемся Замке

Впрочем, было не до лишних раздумий – представление не совсем закончилось, и следовало играть свою роль до конца. Гэрис вскинул меч острием к небу – и публика, словно ожидавшая этого, разразилась приветственными криками.

– Да здравствует победитель турнира! – крикнул герольд. – Сэр Гэрис Фостер, герой этого дня – и герой Эринланда! Сегодня, прямо перед всеми вами, этот человек совершил нечто немыслимое, подвиг, столь великий, что барды сказали бы…

Сэр Гэрис Фостер не стал слушать, чего скажут барды. Ему давно уже набили оскомину одинаковые речи, произносимые всеми герольдами на всех на свете турнирах. Гэрис вложил меч в ножны и склонился над все так же лежащим на песке Эдвардом. Протянул руку:

– Помочь вам встать, сэр?

– Если вас не затруднит.

При помощи Гэриса Эдвард поднялся на ноги. Он не выглядел ни удивленным, ни раздосадованным, ни разозленным – не выказывал ни одного из чувств, приличествующих человеку, только что потерпевшему поражение в шаге от победы. Казалось, он воспринял случившееся как должное, и уж тем более ни о чем не сожалел.

Эдвард снял шлем, и длинные, платиново-белые как свежевыпавший снег волосы рассыпались по плечам. Гэрис замер, как громом пораженный – в этот момент ему показалось, что его сердце прямо сейчас возьмет, да и выпрыгнет из груди.

Он и в самом деле забыл за эти проклятые месяцы многое из того, чего не следовало забывать. Он выпустил из памяти, как выглядит человек, стоявший теперь в двух шагах от него. Благородное лицо с тонкими аристократическими чертами, бледная кожа, глаза, что казались в настоящий момент прозрачными, светло-голубыми, льдистыми. Глаза эти, хорошо знал Гэрис, имели свойство менять цвет. Куда чаще они имели темный, фиолетовый оттенок – когда Эдвард бывал отстранен или погружен в себя. Светлел, как теперь, его взгляд лишь в моменты наивысшего сосредоточения или волнения. Или гнева.

Присутствовало нечто странное в этом лице. Древняя кровь – она отпечаталась на всех, кто принадлежал к Дому Единорога. По материнской линии и сам король происходил из этого дома.

– Что с вами, благородный сэр? – Лорд Фэринтайн улыбнулся. – Мой облик кажется вам пугающим? Может быть, немного не совсем человеческим? Что поделать, таким я уродился на свет.

Гэрис сглотнул.

– Прошу прощения, сударь… Я… Просто удивительно видеть кого-то… Вы очень…

– Очень странной наружности? – закончил за него Эдвард. – Ну еще бы. Это многие говорят. Некоторые священники даже считают меня порождением дьявола и мечтают окатить при случае святой водой. Говоря по правде, я порождение своих отца и матери, а уж кто их породил, дело десятое. Зато никто никогда не объявит меня бастардом. Чтобы усомниться в законности моего происхождения, нужно либо никогда не видеться со мной, либо вовсе не иметь глаз. Но постойте. Кажется, этот петух заканчивает кукарекать. Слово за его величеством.

Гэрис кивнул и повернул голову в направлении королевской ложи. До нее отсюда было три десятка шагов. Немыслимо близко и вместе с тем невыносимо далеко. Хендрик Грейдан, Божьей милостью герцог Таэрверна и король всего веселого Эринланда, сидел на возвышении, облаченный в боевые доспехи. На его плечи был наброшен алый плащ, а чело венчала корона. Он совсем не изменился, точно так же, как не изменился и Эдвард. Королю от роду было немногим меньше тридцати лет. Русоволосый и статный, он унаследовал по отцовской линии широкую кость Грейданов – но такие же, как у Эдварда Фэринтайна, холодные льдистые глаза и тонкие черты лица выдавали в нем примесь древней эльфийской крови. Его лицо казалось сдержанным и одновременно беззаботным.

– Ваше величество, я вручаю себя и свою победу в ваши руки, – Гэрис не знал, каких усилий ему стоило говорить ясно и четко, глядя повелителю Эринланда прямо в лицо. – Для меня честь лицезреть вас здесь и честью было биться в вашем присутствии. Хоть мне и неведомо, достоин ли я этой чести.

Странное чувство, порой настигавшее Гэриса, посещавшее его на протяжении многих лет, сколько он вообще себя помнил – это чувство вновь овладело им. Ощущение беспредельности вселенной, возможности ловить ее ритм и двигаться с ним в унисон. Такое безумие приходило к Гэрису в бою, когда пляшут клинки и свистят стрелы, каждый раз – мимо. Такое безумие порой ему являлось ему во время близости с женщиной, в миг, когда объятия становились особенно жаркими, а дыхание сплеталось в унисон. И такое безумие ехало с ним в одном седле, когда он только явился в Таэрверн и полной грудью вдохнул его воздух.

Это безумие говорило ныне его устами. Гэрис знал, что любое слово, которое он сейчас скажет, и любая вещь, которую он сейчас сделает, отпечатаются на будущем и определят его течение.

– Мой король, – сказал он, – я благодарю вас за честь говорить с вами, и я прошу вас об одной милости, которую вы, быть может, в своей милости мне предоставите.

– Вы доблестно сражались, сэр рыцарь, – сказал Хендрик. – Мне понравилось, как вы одолели лорда Фэринтайна. И пусть дрались вы не очень благородно, в настоящем бою благородства вообще мало. Так чего вам угодно?

Гэрис поднял голову. Поймал взгляд Хендрика – так ловят стрелу в полете, обжигая ладонь. Фостера всего сейчас била дрожь, как на лютом морозе. Его словно пронзал поток – ослепительный, безбожно пьяный свет. Гэрис принял этот поток в себя, позволил раскидывающему пенные брызги водопаду наполнить своим опасным волшебством его собственную пустоту – и, взяв чужой огонь, превратился в факел, горящий на милю вокруг.

– Мне угодно…

В этот сверкающий миг Гэрис чувствовал их всех, осязал кожей биение их мыслей. Он читал, как раскрытую книгу, Хендрика, прикидывающего, до какой степени окажется наглым этот никому не ведомый боец и каких сокровищ он себе запросит. Он видел Дэрри, во все глаза следившего за происходившим действом. Мальчишка забавлялся и восхищался одновременно. Пристальнее всех Гэрис смотрел на Эдварда. Тот до сих пор оставался непонятным, будто заключил себя в панцирь изо льда.

– Мой король, – сказал Гэрис, – мне угодно…

Поток ревел, угрожал снести Гэриса своим течением, как горная река уносит упавшее в нее бревно. Главное, он знал – выстоять, продержаться, найти в себе стойкость. Не рухнуть прямо на песок, отхаркиваясь кровью. По черепу стучали тяжелые молоты карликов, а глаза были готовы взорваться и вытечь из глазниц. Ему хотелось вскинуть руки и закричать, позволяя световой реке смять и уничтожить само его существо – но вместо этого он говорил. Гэрис использовал всю мощь пронзавшего его потока, дабы соткать из обычных слов заклинание силы. Так поступали чародеи былых лет. Заклинанию, наделенному подобным могуществом, подчинится даже король.