Милла Генрих - Деревня Нура. Книга 2

Но бабулька стояла, как каменная скала, на своем, тыча пальцем на дверь и говоря:

– На старости лет в тюрьму я не хочу, уходите!

Когда мы вышли со двора, Надя опять злым голосом прошипела:

– Ты, сучка, ты мне за это заплатишь, запомни это.

– Да не боюсь я твоих угроз, дура. У тебя отрицательный резус, эта бабка не смогла бы остановить кровотечение. И убить ребенка, когда он уже живой, это преступление. Ты сама себя потом не простишь за это.

– Это не твое дело, поняла. Запомни, это не простые слова, ты за все заплатишь, тварь безмозглая, – она села за руль красивой машины, которая стояла у ворот дома, и рванула с места.

– Дура ты, Надя, – шептала я ей вслед. – Ты еще не раз будешь меня благодарить за то, что я тебе сегодня помешала убить твоего единственного ребенка.

Хотя встреча с Надей и бабой Клавой была не из приятных, я все же вприпрыжку и с легким сердцем бежала по улице, радуясь, что я успела и все обошлось. Надя уехала с ребенком жива и невредима.

Да, именно это я видела сквозь чашу, глядя на горящую лучину, – что Надя истекает кровью в доме у бабы Клавы. Пробегая мимо двора, где я спрашивала женщину, где живет баба Клава, зачем-то я опять окрикнула ее – сама не знаю зачем. Она ковырялась в грядках, держа в руках теперь уже лопату.

– Спасибо, добрая женщина, что указали дом, где живет вредная старушка баба Клава, – и, смеясь, вприпрыжку, размахивая своей сумкой, побежала дальше.

Женщина выпрямилась, вытирая пот со лба своим же платком, и махнула мне рукой. То ли прощаясь, то ли посылая меня еще дальше. Но это для меня осталось загадкой. Да и ладно.

На остановке стояли три женщины.

– Здравствуйте, а когда следующий автобус? – спросила я их.

– Да уже должен подъехать, но, как всегда, опаздывает, – ответила самая молодая женщина.

– Спасибо, значит, недолго придется ждать.

– Ну, не знаем, иногда и на час может опоздать, а если сломается в пути, то тогда может и совсем не приехать, – опять ответила она же.

– Все равно будем ждать и надеяться, что скоро приедет.

Она молча мне кивнула и продолжила разговор со своими спутницами. Как всегда бывает, они рьяно обсуждали какую-то новость деревни, понизив голос до громкого шепота, наверное, для того чтобы я не слышала.

Автобус подъехал через двадцать минут. Входя в него, самая пожилая женщина из тех, кто стоял на остановке, спросила:

– Что, Семеныч, опять сломался?

– Да нет, порожняком ехать невыгодно.

– Так твои пассажиры на остановках стоят, тебя ждут.

– Вы что ли, те пассажиры?

– А хоть бы и мы? – выкрикнула другая женщина в панаме.

– Скоро пешком ходить будете до центра, вон с Майского уже маршрут сняли.

– Да ты что, а когда сняли-то? – спросила та, что отвечала мне на остановке.

– Еще на той неделе.

– И что теперь, туда вообще не доберешься?

– Начальник базы сказал, в неделю раз лавку с продуктами организуют, а так все, автобусы туда закрыли.

– Людям тем, кто там живет, как теперь до района добираться? Это ж почти восемь километров. А там одни старики живут, – с тоской в голосе сказала самая молодая женщина.

– Да там всего пять или шесть дворов жилых, все уже давно в город перебрались, – ответил ей шофер.

– И что, если пять или шесть дворов, они что, не люди, и их возить не надо? – с сарказмом в голосе она ответила шоферу.

– Файка, ты на меня-то чаво кричишь? Мое дело маленькое, я что, начальник что ли?

– Вот скажи, Семеныч, – не отставала Фая, – вам что, трудно туда поехать, да стариков в город подвести или в район?

– Не окупаются туда поездки, вот и закрыли. От меня это не зависит. А мне разницы нет, куда ехать и кого везти.

– Ну да, тебе же зарплату платят, тебе и без разницы.

– Да какая к черту зарплата, если выручки совсем никакой нету.

– Эх, скоро все деревни помрут от такой жизни, – тихо сказала самая пожилая из троих женщин.

– Ну все или не все, а вот в сторону Нуры всегда маршрутов не хватает. Эта треклятая деревня так и цветет – все вокруг помирают, а их ни один сатана не берет, – ответил шофер.

– Ох, бабоньки, а вы слышали, что их Мирон сил лишился?

– Да ты что, значит, молодой колдун ему на смену пришел? Или наконец-то этой треклятой деревне хана пришла? – громким шепотом спросила та женщина, что в яркой панаме.

– А ты откуда знаешь про это? – Спросила пожилая тетка.

– Да вчера бабка Матрена к нему ездила, правнука возила, он же у них весь пятнами красными покрытый с рождения. Никто вылечить не может, вот она и повезла его туда. А он ей говорит, что не может больше помочь, даже если настой даст, все равно не поможет. Нет у него больше той силы, что помогала излечить. И вот шут его знает, Мирон от бабки своей черные чары получил, а у самого Мирона никого нет – ни детей, ни семьи, да и родственников у него тоже уже нет. Он ведь единственный ребенок был у Натальи, матери своей. Это я от бабки своей знаю. Наверняка конец этим колдунам, – с какой-то опаской рассказывала Файка.

– Да хоть бы так и было, сам то Мирон не был таким злым, как его бабка, но откуда знать, что у него в голове. Моя бабка тоже рассказывала, что в их деревню все боялись ходить. Этот проклятый алмаз всех губил, кто в деревню случайно заходил, – ответила ей та тетка, что в яркой панаме.

Слушая их, я улыбалась. Оказывается, нашу деревню боятся, да еще и столько сплетен плетут. И встряла в их разговор.

– А если вы не верите, что этот дед может вылечить, и колдуном называете, то зачем же ваша бабка Матрена к нему своего правнука потащила? – удивленно спросила я их, а потом добавила: – Мы, например, с ребятами часто в деревню Нуру на озеро с города ездим – нормальная деревня, люди, правда, городских сторонятся, а так – там здорово, озеро красивое, да и деревня тоже красивая.

– Мала ты еще и не поймешь, когда дети болеют, и их вылечить не могут – и в черта поверишь, лишь бы ребенка вылечить, – все кивнули в знак согласия, и Фаина продолжила: – Ох, девонька, ты поосторожней, там каждый второй порчу наводит. Знаешь, сколько народу померло уже от этого? Лет пять назад их егеря застрелили, все говорят, Мирона родственница это была, сама, конечно, тоже померла, но ведь никто за Федора перед законом так и не ответил.

– А родственница Мирона почему умерла?

– А шут их, ведунов, знает. Люди говорят, Мирон ее и убил за этот проклятый алмаз. Хотя этот алмаз никто в глаза и не видел, а столько горя от него, – с печалью в голосе рассказывала Фая.

– А мы когда были в деревне прошлым летом, нам дед Мирон сам рассказывал про чашу, что она была из глади воды изготовлена, но ведь это всего лишь легенда, то есть сказка.

– Конечно, он нарассказывает чего хочешь, только не все там сказка. К нам сюда приезжал ученый с самой Москвы, давно, правда, забыла, как его зовут, то ли Харитон, то ли Славян. Так вот, он все время что-то искал, у людей выспрашивал в округе, кто о камне что знает. Сказал, хочет книгу написать про эту самую чашу. Вот люди ему и рассказывали, кто что слышал, а он наверняка все выспрашивал неспроста. Потому, когда он исчез, то те, с кем он разговаривал о чаше, вскорости слегли и один за другим померли.