Ольга Лущинская - Мой мир. Вера. Книга третья

Я оглянулся. На невысоком потолке едва различимо горели лампы, закованные в решетки. Обшарпанные бетонные стены плавно переходили в потолок, образуя какое-то подобие арки. Очень похоже на ядерный бункер. Но что бункеру делать под старым лесным домиком?

Это меня сейчас не особо волновало. Главное, что безумец остался по ту сторону двери, а его попытки пробиться не приносят абсолютно никакого видимого результата. Быть может, мне повезет, и на противоположной стороне туннеля есть другой выход? Делать тайный бункер с одним единственным ходом было бы непредусмотрительно. Так или иначе, между молотом снаружи и неизвестностью впереди, я выбрал второе.

Как бы сильно мне не хотелось оставаться в непосредственной близости к психически больному человеку, было необходимо передохнуть хоть пару минут. Я стянул с себя рубаху, вытряхнул пыль из нее, прокашлялся и прочихался, освобождая легкие от спертого пыльного воздуха, и сел на холодный бетон. Застегивать рубашку сразу не стал – уж больно пропотел, пока носился по дому. Оперев свою усталую голову на руки, я принялся усердно тереть ее в попытках утихомирить боль. Восстановить дыхание оказалось не менее сложной задачей – я то и дело сбивался, не мог уловить ритма, дышал то слишком быстро, то слишком медленно. Эта пара минут казалась вечностью. Ни одна хоть мало-мальски полезная мысль в голову не приходила. Все, чего мне сейчас хотелось, так это успокоится. Руки мои тряслись, как и все тело. Ощущение такое, словно меня настигла страшная болезнь, и теперь лихорадит. Но пульсирующая кровь говорила об обратном – это просто адреналин. Немного потерев лицо, я встал с холодного пола, опираясь на стенку. У меня нет иного выхода, кроме как пройти сквозь туннель. Возвращаться в дом совершенно не собираюсь. По крайней мере, пока это не станет единственным выходом на свободу. Но, даже если так и окажется, не будет лишним отыскать хоть что-нибудь для самообороны.

Я видел, как осела пыль в тусклом свете ламп, когда отряхивался и поправлял мятую одежду. После темного подвала этот слабый свет казался ярким, но глаза быстро привыкли к переменам в обстановке, а мои легкие были безмерно благодарны за то, что я прочистил их, прежде чем идти дальше.

Но стоило мне двинуться с места, как впереди послышался какой-то слабый шум, очень напоминающий какие-то завывания или стоны. Чем дальше я шел, тем отчетливее слышал их. Сперва мне показалось, что это скулит собака. Затем, что плачет ребенок. Однако, к вою добавились чьи-то голоса. Я не мог разобрать, что именно они говорили и сколько же их было на самом деле. Доводилось ли вам когда-нибудь слышать, как кто-то говорит, уткнувшись лицом в подушку? Говорит еле-еле, еще не вырвавшись из лап сна окончательно, пытаясь подать какие-то признаки бодрствования, но он еще не проснулся, чтобы просто повернуть лицо к вам? Это было очень похоже именно на такую ситуацию. Голоса становились громче, уже чуть более различимыми. Я уже мог понять, что, не считая собачьего воя, их было, по меньшей мере, двое. И, судя по всему, оба принадлежали мужчинам. Мне до жути хотелось узнать, кто же это говорит, но риск оказаться в какой-то хитрой ловушке не давал мне ускорить шага в сторону шумов.

Впереди, на левой стене, была закрытая дверь. Не такая большая и увесистая как та, что я захлопнул перед носом у маньяка, но тоже весьма прочная на вид. Шумы доносились по ту сторону. Засов на двери был заперт с моей стороны. По-видимому, кого-то закрыли внутри. Но кого и зачем?

Насколько я знал, бункеры строили для того, чтобы выжить в случае какой-то техногенной катастрофы. Будь то крупная авария, взрывы, атаки извне. Поэтому логично было сделать засовы внутри убежища, а не снаружи. Я прислонился ухом к двери, стараясь не шуметь. Это действительно были чьи-то голоса. Мужчины спорили о том, что следует делать дальше и куда им идти, и вой был вовсе не собачий – это был женский плач. После крика одного из мужчин о том, что они даже не могут открыть эту чертову дверь, я подумал, что опасности они не представляют:

– Эй, там, за дверью! Вы меня слышите?

На несколько секунд наступила мертвенная тишина. В одно мгновение я вдруг пожалел о своем вмешательстве, ибо даже женский плач прекратился.

– Да-да, там есть кто-то? Снаружи? Вы можете открыть нам двери, пожалуйста! Мы застряли тут и… и у нас есть раненые! – почти в самую дверь четко и громко проговорил один из мужских голосов.

Меня несколько насторожило слово «снаружи». До сих пор мне казалось, что я нахожусь внутри. Все это выглядело как-то не так. Глупо, нелогично, подозрительно и совершенно неуместно в данных обстоятельствах. Мне нужны были ответы:

– Вас там заперли? Что вы видите?

– Нас… нет! Мы пришли сами, за нами гнались! Они там, на улице, по ту сторону двери! И могут прорваться в любой момент! Пожалуйста, помогите нам!

Женский плач возобновился, но уже слабее. Их как минимум трое. Если это какая-то ловушка, то я едва ли смогу справится со всеми в таком узком коридоре. Но как бы глупо ни было верить женским слезам, я все-таки поддался порыву сопереживания и отворил засов. Дверь скрипнула, а в комнате стояли обыкновенные люди, не спешащие выходить, как они считали, наружу. Вид у них был напуганный и озадаченный. Не знаю, что конкретно вызывало у них такую реакцию – открытая дверь или я.

Они стояли в комнате со стеллажами, практически пустыми. Где-то виднелись старые коробки с припасами – какие-то консервы и галеты, судя по всему. Пара бутылок с водой были распечатаны. Внизу стояли коробы со спичками и несколько керосиновых ламп. В комнате распространился слабый кисловатый запах. Смесь железа и ржавчины, я бы даже так сказал. В конце комнаты была металлическая дверь, тоже на засове. Почти в самом углу, прижимая ладони к лицу, плакала та самая женщина – обычного телосложения, среднего роста, темные кудрявые волосы ниже плеч и смуглая кожа. На ней было простое зеленое платье из ситца, темно-зеленые туфли и большой янтарный браслет. Странное сочетание. Ноги у нее были ободраны, а из руки сочилась кровь. След на плече очень напоминал укус. Чуть поодаль от нее стояли те самые мужские голоса – один чуть смуглее женщины, выше ее на голову, массивный мужчина лет тридцати пяти с короткой стрижкой. На нем были темные брюки, вываленные в грязи и изрядно помявшиеся. Майка тоже была настолько испачкана в земле, что я едва ли взялся бы с первого раза назвать ее расцветку. По нему сразу и не понять, то ли он просто накачен, то ли чутка перебрал в весе. Справа от него стоял худощавый парень в молодежной куртке и рваных джинсах. Лицо слегка вытянуто, проглядывалась бородка и свалявшиеся волосы, длиной до шеи. Выражение лица немного туповатое, и, в целом, парнишка походил на бродягу или нищего музыканта. Он вытаращился на меня и хрипло произнес: