Андрей Кокоулин - Погибель

Капля, если и стала ближе, то совсем не намного.

– Задержите Каплю! – крикнул Клембог, надрывая горло.

– Ых! Ы-ых! – взмахивал мечом Большой Быр.

Твари поджимали. Впереди, рассыпая камни, наползал на дорогу «живой холм», вооруженный двумя гигантскими клешнями.

Взвизгивали выползни, мычали посмертия. Щелкали челюсти и когти, стучали кости, взлетала и опадала жидкими фонтанами черная кровь.

Нифель густела, обжимая людей. Темные волны поднимались от земли, рождая все новых и новых тварей. Их стало уже за сотню, толпящихся, напирающих, норовящих отщипнуть себе человеческой плоти. Они тянулись за бегущими, будто листья по ветру.

Снова свистнул Худой Скаун.

Свет Капли вдруг, дрогнув, остановился, засиял ярче. На мгновение подняв взгляд, Клембог увидел, что на Капле висят братья Енсены. Вряд ли они могли удержать ее надолго – свет бил из девушки толчками, наверняка обжигая державших, но и этих малых долей времени отставшим должно было хватить.

– Быр, Кледлик, – выдохнул Клембог сквозь зубы, – последнее усилие… Шанс. Не отвлекайтесь, пусть кяфизы работают… Пош-шли!

Он выплюнул последнее слово одновременно с толчком ноги.

Ах, как они бежали! Как арбалетные болты сквозь тонкое железо, они прошли сквозь толпу нечисти, расшвыривая нерасторопных тварей с дороги на обочины. Клембог с Большим Быром – по бокам, Кредлик – в центре.

Кяфизы звенели, принимая на себя удары лап и костей. Один из выползней, шипя, попытался свалиться на них сверху, но, получив тычок в грудь, рухнул на какое-то безголовое шипастое тело. Полетели клочья мяса.

Нифель клубилась и застила глаза. Обросшая мхом громадная тварь успела-таки перекрыть дорогу и, расставив клешни, приготовилась к встрече. Клембог с отчаянием подумал, что им придется затормозить. Справа – вывороченная тварью земля. Слева – внушительное нифельное воинство, посмертия в доспехах, твари о двуручных, рыжих от ржавчины мечах.

Не пройти. И лоб твари чересчур крут, чтобы по нему забраться.

Неожиданно «живой холм» качнулся, окутался дымом и, едва не опрокинувшись, со скрежетом сполз в свою же колею. В просвет открылся творящий знак Ольбрум и Туольм с Хефнунгом, расчищающие путь для бегущих.

– Шерстяная задница!

Худой Скаун поймал Кредлика и Большого Быра на себя. Енсены отпустили Каплю. А Клембог еще нашел в себе силы оглянуться.

Нифель коконом окутала Баннесварди. Яростные нити выхлестывали из нее в сторону Капли, и, повинуясь им, ни живая, ни мертвая масса нечисти стремилась к отряду, расползалась по полям и склонам холмов в попытке догнать, окружить, убить.

– Давай же!

Хефнунг ухватил Клембога за рукав и втянул в свет.

Освобожденная Капля поплыла над дорогой, люди заковыляли за ней. Морщились Енсены. Тяжело, сгибаясь, ступал цольмер. Хватал воздух ртом Кредлик. Худой Скаун что-то жевал, постукивая по мощному плечу Большого Быра.

Нечисть следовала за ними. Уже не сотня, а две или три темной змеей тянулись от самого Баннесварди. Скелет лошади обманчиво-безучастно плелся в ее хвосте.

На пути Капли нет-нет и появлялись одна или две нифельных твари, но свечение неизменно сгоняло их прочь, в кусты или канавы.

Клембог приблизился к Ольбруму.

– Как ты?

– Худо, – откровенно признался старик. – Много силы вложил. Сковырнул, конечно, тварюку…

Он закашлялся.

Туманом текла нифель. Вдалеке мороком вставали горы. Слева потянулся обрыв, со дна которого прорастали остроконечные ели. Справа прижималась к дороге каменистая осыпь.

– Скоро Вторая Башня, – сказал Клембог.

– Знаю, – вздохнул цольмер.

– Там можно заночевать.

– Что ты хочешь увидеть там? – спросил Ольбрум. – Арнготена и Беату? Их нет уже. Нет. Разве что бродят посмертиями.

– Молчи!

– Молчу, – кивнул старик.

– Там можно будет продержаться. Она не вся сгорела.

– Каплю сегодня медленнее ведет, вряд ли успеем.

– А может она сама? Ты видел ее лицо перед тем, как она поплыла из колокольни?

– Все может быть.

Дорога вильнула, огибая скалистый выступ. На склоне сквозь нифель проступили остатки небольшой крепости. Капля осветила несколько повозок у дороги с крупными, скорее всего, воловьими скелетами в истлевшей упряжи.

– Ничего нет, – с болью сказал Клембог, – все ушло.

– Доставим Каплю к Колодцу – все вернем, – сказал старый цольмер. – Ты верь в это, Кеюм. Как я верю, верь.

– Только это и осталось, – горько заметил Клембог.

Он оглянулся. Твари упорно преследовали их. По качающимся верхушкам елей было ясно, что часть из них шла по обрыву.

Боги! – мысленно крикнул Клембог в небо. Что мы сделали вам? Это же вы, вы выпили весь аззат! Это вы подначивали моих предков, вгоняя в раж смертоубийства. Что молчите? Слышите ли? Ненавижу!

Он стиснул пальцы на рукояти меча.

– Эрье гауф, – подскочил Худой Скаун, – перекусите-ка.

Он сунул Клембогу ломоть хлеба с куском твердого сыра.

– Живи долго.

– Спасибо, – ответил Худой Скаун.

– Эй-эй, – нахмурился гауф, – то это словечко Погибельное брось!

– Так куда его бросишь? – развел руками хитрец. – Нифель кругом.

Дорога закончила подъем, и отряду открылась темная долина, широким, лопатообразным концом упирающаяся в горный кряж. Вершины у кряжа были плоские, похожие на позвонки диковинного существа, окаменевшего на солнце.

– Вот и Хребет Йоттифа, – сказал Ольбрум.

Капля поплыла вниз, в долину. Отряд зашагал за ней. Высматривая Вторую Башню, Клембог обнаружил вдруг посверкивающее сквозь нифель слабое свечение.

Сердце стукнуло в горло. Неужели кто-то остался жив?

– Старик! Цольмер! – крикнул он. – В Башне кто-то есть!

Ольбрум долго щурился на Позвонки Хребта, на прорехи перевалов и ниже, там, где у подножия, невидимая отсюда, стояла Башня.

– Нет, – сказал он потом, – это холодный свет. Не живой. Или оружие га-йюн, или могила на открытом месте. Но да, сильный свет.

– Врешь! – разозлился Клембог.

Он знал, конечно, он знал, что ни Беата, ни Арнготен не спаслись, но почему-то все еще надеялся, что случайно, каким-нибудь чудесным образом…

– Кеюм.

Клембог отмахнулся от старика и замер, ощутив, как один из кяфизов на груди неожиданно треснул, превращаясь в бесполезную серебряную побрякушку в медной оправе.

Минус два. Минус два из семи.

Капля плыла над дорогой, и нифель, плотная, почти черная, трескалась под ней и раздавалась в стороны, открывая помимо красноватого, утоптанного песка космы бурой, омертвелой травы на обочинах и гнилые жерди оград. То тряпки, то кости попадались Клембогу под ноги, и он зло откидывал их с дороги носками сапог.

Траурно звенели кяфизы.

Впереди вырастал Шиганнон – ползли по холму черные, будто обгорелые крепостные стены, темнело слева ярмарочное поле, полное дощатых рядов, рассыпались справа ремесленные лабазы. Но все это скорее угадывалось, рисовалось Клембогу дурной памятью, чем существовало на самом деле.