Ольга Володинская - Догоняя время

***

Вволю наплакавшись, Мила не заметила, как уснула в кресле, где устроилась для воспоминаний, держа в руке исписанные аккуратным, мелким, словно бисерным почерком листки.

Через некоторое время ее лица коснулся легкий прохладный ветерок, пошевелил волосы и тем нарушил ее неспокойный чуткий сон. Мила открыла глаза. Прямо напротив нее, прислонившись к косяку, стоял Глеб, живой и невредимый. Такой, каким она его помнила. В синих джинсах и темно-красном джемпере с клетчатым воротничком. Он внимательно смотрел на нее.

От неожиданности и изумления Мила не могла ни пошевелиться, ни оторвать взгляд от этого видения. Руки и ноги сделались тяжелыми, будто налились свинцом. Сердце перешло на галоп, изредка делая едва заметную остановку, отчего тут же перехватывало дыхание. Голова у Милы слегка закружилась.

– Ты… как здесь оказался? И почему? Ты же…

– Не пугайся, – поспешил успокоить ее Глеб, – не волнуйся, пожалуйста! Я просто не хочу, чтобы ты так переживала о том, что уже давно ушло. Поэтому и здесь.

– Но как? Я не понимаю. Может, ты мне снишься? – торопливо говорила Мила, стараясь ущипнуть самое себя. Она почувствовала боль и поморщилась.

– Нет, я тебе не снюсь. И я не призрак. Ты можешь подойти и потрогать меня. Смотри, у меня и отражение есть. Видишь? – сказал, усмехаясь, Глеб, подходя к шкафу с посудой, в котором была зеркальная задняя стенка.

– Я ничего не понимаю, – начала нервничать Мила. – Я ясно читала о тебе в интернете. И потом – почему ты молодой?

Глеб засмеялся.

– Это долгая история. Ты просто забыла, где я работал и чем занимался. Ты не придала этому значения. Ведь так? Но ты на себя посмотри… Думаю, тебе будет приятно.

– Ну, честно говоря, я вообще далека и от молекулярной биологии, которую ты изучал, от всех этих биотехнологий и от всего того, что с ними связано. И конечно, ты прав, увидев тебя, я об этом не подумала.

– И фантастику так и не читала…

– Да что ты с этой фантастикой… – досадливо нахмурилась Мила.– У меня и без нее с воображением все в порядке.

– Но тебя же удивило мое появление и мой вид?

– Да, удивило. Но я пока еще об этом всерьез не думала. И тебя бы удивило, я предполагаю, если бы ты прочел, что кто-то умер, а он вдруг перед тобой предстал, как живой. Спустя почти полтора года. Тем более в таком виде – каким я тебя помню еще с молодости. И потом – все я читала: и Стругацких, и Казанцева, и Ларионову с ее «Леопардом», и Ричарда Баха, естественно, и Брэдбери. Да много чего еще… Вон они на полках все стоят – книги, которые стали любимыми.

– Да, библиотека у тебя знатная. Ну, ладно-ладно, не заводись. Это действительно не совсем обычно. Ты права.

– Я поняла: ты каким-то образом себя клонировал? – догадалась Мила.– Ты – как овечка Долли?

– Ну, вот, обрела-таки способность соображать. Нет, не совсем, как овечка Долли. Это уже в полном смысле – прошлый век. Наука ушла далеко вперед. Причем очень быстро. Ты в зеркало на себя не хочешь посмотреть?

Мила подошла к зеркалу и, изредка опасливо оглядываясь на Глеба, заглянула туда. Отражение в нем совершенно ошеломило: на нее удивленно смотрело ее же собственное лицо, только очень юное. Каштановые волосы мягкими волнами опускались на плечи. Совсем, как в молодости. Она даже в первую минуту не узнала себя, лишь охнула, машинальным и привычным движением заправила непослушные пряди за уши и прижала руки к щекам, которые вдруг вспыхнули и сделались мгновенно горячими, как чашка с только что налитым чаем.

– Боже мой, что это?! Как это может быть?! Неужели это я?! Ладно, не знаю, как там и что, – заговорила Мила, когда прошел первый шок, – но я очень рада тебя видеть! Даже, если ты мне снишься. Знаешь, я ведь каждый свой шаг в жизни «обговаривала» с тобой, я старалась делать все так, чтобы тебе не было стыдно за меня, если бы ты был близко. Я все время подсознательно хотела доказать тебе, что была достойна твоего внимания. Что ты ошибался в отношении меня. Еще как ошибался! Я только что думала об этом, перед тем, как заснуть с твоим письмом, – взволнованно и торопливо, словно боясь не успеть, заговорила Мила.– Ты был моим маяком, яркой вспышкой, озарившей всю мою жизнь, и я очень благодарна тебе за это. В свои семнадцать лет я была страшно глупой, многого не понимала из того, что, казалось бы, уже должна была понимать, многому не придавала значения, но тебя я почти боготворила, ты мне казался самым, самым, самым во всем. Конечно, многое я, наверное, напридумывала, нафантазировала, будучи девицей, не лишенной романтических бредней, отсюда и такая вселенская трагедия, которая тогда меня настигла. Книжек слишком много читала, как утверждал один мой знакомый. Прости, может, и зря я тебе все это говорю сейчас… Тем более так сумбурно. Но твое внезапное появление здесь и сейчас… Можешь вновь предать меня забвению. Но, честное слово, очень не хочется. Откровенно говоря, я мечтала с тобой увидеться… И ужасно рада, что это произошло. Даже если это все-таки сон, бред, и ты больше не появишься передо мной. Но расскажи все же, как ты жил? Как все у тебя сложилось? Пока ты не исчез, не ушел, – сбивчиво продолжала она, удивляясь этому нежданному видению.

– Бедная ты моя девочка, – сокрушаясь, сказал Глеб, и погладил Милу по голове, – как я, оказывается, обидел, как сильно ранил тебя. Прости! Пожалуйста, прости меня! Я не думал, не чувствовал, что ты так глубоко, так самоотверженно любишь меня! А должен был…

– Да я на тебя и не сердилась никогда. Я просто не знала, как мне жить дальше, как справиться с этой безысходностью и болью, – смутившись, тихо ответила Мила, опуская глаза.

– Ладно, этого мы еще коснемся, а пока сухие ответы на твои вопросы. Я был женат, у меня две дочки, Мила и Полина. Я – доктор биологических наук, профессор, директор академического института. Был, конечно. Ты же прочла обо мне в интернете…

– Ты так спокойно об этом говоришь… о том, что был. Кстати, ты назвал свою старшую дочку моим именем? Удивил. Или, скажешь, это случайно?

– Нет, не случайно. Я чувствовал себя виноватым перед тобой за свою излишнюю жесткость, за то, что не учел твою ранимость и юность. За то, что не понял. Что бы там ни было, ты оставила неизгладимый след в моей жизни. Ты была такой светлой, чистой! Я искал тебя, переживал. Ты тогда так неожиданно исчезла. Так внезапно и так навсегда. Мучился я сильно по этому поводу.

– Ну, хотел бы, нашел. Пусть и позднее. Какой-то странный мазохизм – чувствовал вину и хотел, чтобы было постоянное напоминание об этом. Ну, ладно, об этом и правда, после. Рассказывай дальше.

***

– Где был, помимо Таймыра? – улыбнулся Глеб.

– Ты что, мысли читаешь? Я об этом думала, вспоминая свое недавнее письмо тебе.