Геннадий Логинов - Сова в гнилом дереве

Такие истории тоже были нужны и важны, но просто общий настрой ситуации не располагал к ним в данный момент. Как же быть?

Поскольку каждый начал бы говорить только о своём и другим было бы скучно, собрание решило, что каждая следующая притча будет вносить что-то новое, но должна хоть как-то затрагивать старую, чтобы каждая история развивалась. Так просто интереснее и веселее.

Допустим. Но с чего начать?

В этот самый момент учёный муж как раз достал из-под складок мантии ноктурлабиум, чтобы определить с его помощью время по звёздам, и, бросив взгляд на небо, предложил начать с истории про луну и в дальнейшем связать все другие истории с ней.

Почему бы и нет? Решено: про луну – так про луну.

Жребий рассказывать первую новеллу пал на монаха. Перебирая вишнёвые чётки, он задумчиво вглядывался в пламя костра, медленно и размеренно говоря мелодичным бархатным голосом.

Монах пустился в воспоминания о далёких и ярких событиях, которые сохранились если не в форме роскошных эльзивиров, то хотя бы устных преданий, которые он слышал ещё будучи облатом при Монастыре Святого Христофора.

История, о которой он поведал, произошла примерно в такой же непримечательный вечер, как этот, с той лишь разницей, что это вообще был не вечер, а тихое утро.

Впрочем, не такое уж и тихое, потому что страсти в это утро разыгрались нешуточные. Существовала крошечная страна Кокань, также известная как Шлараффенланд, а в ней обитали счастливые, но грустные жители: учёные невежды, мудрые глупцы, которые были богаты, но еле сводили концы с концами.

И вот однажды в местном монастыре затеяли спор о селенитах. Одни ссылались на труды францисканского монаха Роджера Бэкона, писавшего о планетных эпохах. Другие – на кардинала Николая Кузанского, полагавшего, что это Земля вращается вокруг Солнца, а на других планетах может быть жизнь. Третьи – на доминиканца Фому Аквинского, математически выводящего, что Земля имеет форму шара, приплюснутого у полюсов.

Естественно, в ходе всего этого упоминались то блемии, то паноптии, то кинокефалы или ещё какие создания, упоминаемые учёным историком Плинием Старшем или Святым Исидором Севильским. Кто-то полагал, что всё это не имеет отношения к людям, потому как, например, те же блемии не имеют головы, ведь их лицо расположено на торсе, а раз у них нет головы, то нет и мозга. Другие в ответ на это замечали, что даже если у них и на самом деле нет головы, это ещё не означает отсутствия мозга, а даже если он и отсутствует – у них может быть иной орган, но с теми же функциями.

Августин Блаженный в своём монументальном труде «О Граде Божьем» высказался по этому поводу вполне определённо: либо подобных существ и вовсе нет, либо, если что-то такое есть, то это, может быть, и не люди; а если всё-таки люди, то, стало быть, и они происходят от Адама. Следовательно, можно найти причину их облика, отличного от нашего: акциденции, искажённость природы как следствие испорченности мира в результате грехопадения человека.

Рождаются же иногда двуглавые младенцы и люди с жуткими уродствами, но от этого они не перестают оставаться людьми, душа которых прекраснее, чем у иных. Мореплаватели это подтвердят, ведь когда-то никто не верил, что существуют те же мавры или носороги.

Это, как раз-таки, вопрос не столь принципиальный, как то, что если у них есть люди, то, стало быть, у них есть душа. А раз у них есть душа, то её можно и нужно спасти. Следовательно, к ним необходимо отправить миссионера. Но вот ведь в чём загвоздка: желающих масса, хоть сейчас отправляйте, однако же как им попасть на Луну?

В итоге, начавшись как мирный диспут, разговор постепенно перешёл на высокие тона, и отец Малахия был вынужден вмешаться, напомнив собравшимся два принципиальных момента. Во-первых, что они всё-таки не в кабаке, а в стенах Кафедрального Собора Кокани. А во-вторых, что они не базарные девки, а монахи Ордена Святого Венедикта Нурсийского.

Этого было достаточно, чтобы всех урезонить. Но даже после того, как полемика прекратилась и голоса попритихли, молодого монаха, Беренгария Грамматика, по-прежнему не оставляла тревога за судьбы и жизни тех несчастных, которые обитают на Луне, лишённые пастырского окормления.

Продолжая возвращаться к этому мыслями снова и снова, он обратился к Господу с истовой молитвой, встав на колени, закрыв глаза и перебирая чётки.

– In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen, – произнесли монах, при этом осенив себя крестным знамением.

Отворив после этого глаза, Беренгарий не обнаружил знакомой кельи. Вместо этого его встречали базальтовые моря, реголитовый слой под ногами и лунные кратеры больших и малых размеров.

Простой босоногий монах с аккуратно выбритой тонзурой, в хабите со скапулярием, охваченным сыромятной верёвкой вместо пояса, имеющий при себе лишь бревиарий и чётки с нательным крестом, он воспринимал происходящее естественно, без страха и волнения.

Грамматик понимал, что это Божий ответ на сердечную молитву. Как понимал то, что вроде бы как не должен дышать или должен хотеть отведать пищу к этому часу, или ощущать холод – но ничего подобного не было.

Стало быть – это чудо. А чудо, как говорил Святой Августин Блаженный, противоречит не законам природы, но только лишь человеческим представлениям о законах природы.

Беренгарий Грамматик осознавал всю важность и значимость возложенной на него миссии. Быть может, судьба всех селенитов теперь зависела от действий и решений монаха. И второго шанса ни им, ни ему могло не представиться.

Осмотревшись, монах вскоре понял, что не имеет каких-либо особых причин отдавать предпочтение тому или этому направлению. Его окружал однообразный пейзаж. И оставалось только одно – куда-нибудь направиться и следовать до тех пор, пока Беренгарий не обнаружит свою новообретённую паству.

Долгое время он ступал, отталкиваясь от поверхности и совершая небольшие прыжки. Поначалу это было несколько непривычно, но монах освоился достаточно быстро. Густая пыль поднимается от каждого его шага, и казалось, что следы Беренгария – единственные на многие мили, если не на всю планету вообще. Но Грамматик не отчаивался и следовал, движимый желанием довести начатое до конца. Если бы в этом не было смысла – он бы здесь не оказался…