Оксана Провоторова - Лесные сказания

© Оксана Провоторова, 2020

ISBN 978-5-4498-4679-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эти события произошли давно. Так давно, что верно уже никто и не вспомнит. А если кто вспомнит, то обязательно подтвердит.

Жил в селе Невидовка один паренек. Народом он был не любим, кто-то его даже побаивался. Говорят, что бабка его ведьмою была. Говорят-то, конечно, много чего, только вот и вправду ни одного мужика у него в роду до него самого не было. Не было у него ни отца, ни дядек, ни деда. Вот хочешь верь, хочешь не верь.

А чего его все не любили? Так за язык его. Врать он был горазд. Бывало, как начнет соловьем заливаться, так все ж знают, что врет, а верят уж через секундочку. Приезжие люди так вообще страдали от него сильно. Мог же и деньги выпросить, мол на дело благое – на помощь детям безродным, то на восстановление Невидовского монастыря, какового в селе отродясь не было. Нет, церковь-то была в селе, как же без нее. А вот монастыря-то не было… В общем, наврет складно, что иной заезжий ему весь кошель и отдаст.

А из местных от него девки страдали. Как приметит красавицу, распушится павлином и давай как индюк то одним бочком, то другим, точно пляшет. И хвальбы всякие сыпет, и глазами стреляет, ну не дать не взять кот разжиревший с печи слез. Нужно сказать, не дурен собой был – глаза карие с красноватым отблеском, точно леденец на ярмарке. Кудри смольные, черные, крутые. Сам высокий, статный. Смотришь на таких и думаешь – вот род постарался.

И вот идет он весь такой к барышне, а та прям млеет на глазах, тает как снег по весне на проталине. Только вот любви то он своей никому еще не обещал. Так, поиграется, покружится и давай к другой хаживать. В общем, не парень, а несчастье на женскую долю.

Звали-то его Тимофей. Имя серьезное у него было, а сам он так себе. Ничего человеческого ему не ценно было. Все мечтал он прославится чем-то, да богатым стать. Так и говаривал: «Придет и в мой дом праздник. Мне много не надо. Денег бы побольше, да и будет. Узнаете тогда, чей Тимофей сын».

Верил он, что отец его из рода знатного, потому и скрывается от него. А как придет время, так он сразу за сыном объявится. То ли мать ему так говаривала, то сам напридумывал, но время шло, а отец-то так и не заявлялся.

А тут как-то по весне приехала в город барышня одна. Прям одна и приехала. Верхом на коне, черном, гнедом. Вся в нарядах знатных с каменьями на перстах. Остановилась в трактире местном. Тимофея-то вид гостьи заинтересовал. Вот и отправился он следом.

В харчевне при трактире душно было, аж дышать нечем. Поела барышня, потом кружку медовухи не хуже мужика заправского осушила, да видать разморило ее. Откинулась на спинку лавки, да так и уснула.

А Тимофей подсел к ней тихонечко и стал рассматривать. Гостья будто из сказки какой – кожа белая, точно солнца никогда не видала, руки худые, пальцы тонкие, ровные все. Лицо, будто у куклы фарфоровой у барской дочери, и кудри по обоим щекам спадают огненно золотые. Залюбовался Тимофей гостьей. Сердце вдруг сжалось в груди, аж дышать трудно стало. Не сдержался парень и поцеловал незнакомку.

Тут открыла она глаза, а у нее зрачки как у кошки, узкие-узкие. Испугался Тимофей, отпрянул от барышни. А она лишь улыбнулась слегка, руки за голову завела, и точно струна вся вытянулась. А потом снова на парня посмотрела и улыбнулась широко.

– Что, хороша я? – наклонив голову на бок, спросила девушка.

Голос ее был тягучим, точно она не говорила, а пела сладко.

– Хороша! – смутился Тимофей и почесал затылок.

– А пойдешь со мной? Я одна свой путь держу, страшно это. Мне охрана нужна. Ну и друг, – на последних словах голос ее стал особенно мягок и нежен. И Тимофей не задумываясь ответил согласием.

На следующий день сельский паренек покинул дом своих покойных матери и бабки и отправился в дорогу с прекрасной незнакомкой.

Куда путь-то держали и не спросил Тимофей. Все шел за незнакомкой по дороге как привязанный. А она на коне впереди едет, нет-нет да обернется и глазами стрельнет. А Тимофей-то от каждого взгляда вздрагивает и точно тело все пронзает стрела огненная.

Так и держали путь мимо полей, мимо рек. А к ночи подошли к лесу старому, большому. Сосны здесь в небо упирались, заслоняя звезды. А из леса так ужасом и веет, аж до костей все тело промерзает от него.

Прямо перед лесом остановилась рыжеволосая незнакомка и спешилась.

– Ну, что Тимофей, не страшно тебе со мной в лес темный идти? – говорит.

А парень только головой махнуть и смог, мол, не страшно. А сам точно каменный сделался. А чтоб девица не догадалась, он взор в землю потупил. Заглянула в глаза ему девушка, а как страх прочла в них, так смехом таким залилась, что еще больше страшно стало молодцу. Тут ветер налетел, кудри ее рыжие взмыли вверх, а она руки раскинула и как ввысь взмоет, точно стрела.

Тут лес зашумел, заскрипел, заухал. Ветер еще пуще разыгрался, пыль от земли поднял, ветки мелкие поломал, траву порвал и все вихрем закружил. Глядь Тимофей на коня, а тот в том вихре закружился, завертелся, через голову перевернулся и девицей обернулся. Волосы ее чернявые, глаза как два уголька сверкают в почерневшей тьме. Засмеялась и она, и тоже ввысь взмыла. И смех девиц несся по лесу куда-то вдаль, куда и не видно. Эхом отдавался и все в уши Тимофею лез.

Попятился парень назад, да и упал.

– Ведьмы. Точно ведьмы. Вот попал я – пронеслось у него в голове.

Но не успел домыслить фразу ту, как одна за другой свалились на него с неба три тени, да мешок ему на голову, руки за спину заломили, да связали. Дыхание от ужаса у парня так и сперло.

А смех снова раздался. Страшный и резкий. Тут почувствовал Тимофей, как с земли он подниматься стал. Как будто силы неведомые подхватили его и понесли куда-то. Летит Тимофей, в воздухе точно дитя неразумное в руках матери барахтается, а вырваться не может. А как устал барахтаться – повис, а потом как вдруг рухнет наземь. Упал и ушибся так, что боль по всему телу растеклась как молоко. Тут он с сознанием своим и расстался.

***

Очнулся Тимофей не сразу, а уж к утру. Разбудил его петух своим криком. Встала птица перед ним, да как заголосит. Он так и очухался, вскочил на ноги, да и попятился от него подальше. А петух знатный – сам черный весь, а гребень красный, точно кровь.

Отошел от страха паренек и стал оглядываться, где он есть. Кругом все темно. Только место где он да петух стояли – лучом солнца утреннего освещено.

Чует Тимофей, под ногами сено шуршит, руку протянул – стена дощатая. Стал во тьму вглядываться – толи сарай какой старый, толи курятник. Да и впрямь похоже курятник, откуда ж еще петуху взяться.