Татьяна Провоторова - Лётчик

© Татьяна Геннадьевна Провоторова, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Солнце ласково золотило верхушки ярко-зеленых деревьев, чьи листья о чем-то тихо-тихо шептались, временами взлетая, порываясь спорхнуть с шершавой ветки, на которой тень и свет так заманчиво играли, что она казалась покрытой блестящим коричневым, густым как шоколад, лаком. Листья на ней смотрелись, как маленькие птицы или огромные бабочки. Они трепетали на ветру, будто торопились устремиться в неведомую пока даль.

Однажды вдруг сорваться с ветки и отправиться в свободный полёт, к тем приключениям, что ждут каждого путника на дорогах извилистой, и ещё неизвестной судьбы.

А на любом пути, на любой дороге можно встретить неведомое и прекрасное, страшное и отвратительное, грустное, веселое, простое и сложное: для каждого найдется приключение!

Конечно, листья не знали, что наступит осень, которая выкрасит их в разные цвета. И хотя они ещё успеют похвастаться друг перед другом своими яркими нарядами, и будут завидовать лучшим из них, как и гордиться своими, потом придет пора отправиться в главное и последнеё путешествие, где каждый должен найти что-то свое, свою цель, которая есть у каждого, даже у маленького листика.

Деревья, на листьях которых весело играло солнце, стояли возле высокого многоэтажного дома. Деревьев было немного, два или три, другие лишились пышных крон, чтобы не заслонять окна от света, и засохли. Остались лишь тополь, два могучих дуба, высившиеся как грозные исполины, охраняющие сказочный замок с принцессой в башне, и слабые по сравнению с ними, но стройные и красивые березы, весело щебечущие и в прекрасную погоду, и в сильный ливень. Дом казался почти безжизненным; в летний выходной и вообще, на лето, живущие здесь люди, обычно разъезжались почти до осени. Дом стоял отдельно от других себе подобных, и во двор, как правило, не заходили дети из других домов, поэтому на детской площадке сейчас играл только ветер. Он старательно выстраивал тонкие почти прозрачные стены из песка, срывал газеты, оставленные кем-то на столе. Выстраивая песчаные замки, он тут же их рушил, уносил газету и возвращался опять. Иногда ветер разгонялся до пронзительного свиста, и тогда казалось, что он кого-то зовет.

А высоко, почти у самой крыши, было чуть приоткрыто окно, совсем немножко, чтобы в него было непросто высунуться. У окна в зеленой футболке и темно-синих джинсах сидел мальчик лет девяти. Он сосредоточенно работал над маленьким, бумажным самолётиком, время от времени отрываясь и вслушиваясь в свист ветра, и ему порой казалось, что ветер зовет именно его.

Потом он хмурился, отворачивался от окна и продолжал работу над бумажным самолётиком, у которого почему-то никак не хотело получаться правое крыло. От усердия мальчик даже слегка вспотел. Потом решил отвлечься (может, крыло позже получится?), отложил в сторону самолётик, открыл книгу, которую ему однажды подарила сестра, сказав, что ему должно понравиться. Теперь он развернул её и стал читать.

Антуан де Сент-Экзюпери «Ночной полёт»

Посвящается Дидье Дора

I

Холмы под крылом самолёта уже врезали свои черные тени в золото наступавшего вечера. Равнины начинали гореть ровным, неиссякаемым светом; в этой стране они расточают свое золото с той же щедростью, с какой ещё долгое время после ухода зимы льют снежную белизну…

Собственно, он уже читал эту книгу. И читал часто. Но каждый раз дух захватывало, как и сейчас. Представив себе описанную в книге картину, мальчик даже глаза закрыл. Вот жил же человек! Ему бы так! Хотя бы раз в жизни. Ну, или увидеть это где-нибудь. Взлететь в небо, чувствуя сильные, надежные крылья самолёта, с которым сроднился как с частью себя. Торжествуя, облететь всю землю, увидеть, что громадины земли всего лишь часть огромной мозаики, которая собирается, если видишь её с высоты… выше деревьев, выше полёта птиц! Ему на секунду показалось, что он почувствовал дыхание северного ветра, ворвавшегося в комнату и взъерошившего кипу разноцветных листов, из которых мальчик делал самолётики. Мгновение – и самолётики, выстроившиеся в четкий ряд, взлетят в небеса. В одном их них находится он сам, и, конечно, это главный самолёт, Алёша почувствовал в руках штурвал…

– От винта! – скомандовал мальчик.

Моторы взревели, и, подхватив могучий северный ветер, самолёты широкой плавной дугой…

– Алёша! Пора обедать!

Мальчик вздрогнул, штурвал исчез, книга, которую он случайно зацепил, упала со стола, тогда он неохотно открыв глаза, поднял и вернул её на место. Самолётики стояли на том же месте, выжидающе задрав носы ввысь. Алёшка вздохнул, его взгляд невольно скользнул по подоконнику, замер на некоторое время, чтобы не позволить себе опять посмотреть в окно, но затем не выдержал. Поднял голову и уставился в небо.

По сути, это была серьезная насмешка судьбы. Быть так высоко, видеть небо так близко, что порой Алёшке казалось, что если он чуть постарается, то сможет достать головой до пушистых, мягких как пух цыпленка, облаков. Он не поверил сестре, когда она заявила, что на самом деле облака мокрые и неприятные. Много она понимает! В тот день Марина была в плохом настроении, что-то не ладилось в институте.

Помнится, тогда он стал очень пылко восхищаться тем, что дарят ему белоснежные, пушистые, как первый снег облака – всегда по-настоящему сказочные истории.

Алёша в облаках видел практически живой будто реально существующий волшебный мир: корабли, драконы, старинные замки и сказочные сражения. И вот тогда Марина сердито заявила, что Алёшка сам себе все выдумал, а на самом деле облака противные, и если бы он соизволил её спросить, она давно бы это рассказала, объяснила бы, из чего состоят облака, а он не морочил себе голову.

Конечно, Алёшка не поверил сестре и стал спорить. В общем, дело закончилось скандалом. Прибежала мама, стала ругать Маринку, у Алёшки, вдобавок, тогда температура была, где подхватил простуду – уму не постижимо! Он расстроился, градусник у него выскочил и разбился.

– Вот видишь, что ты натворил! Об облаках он размечтался! – крикнула Марина.

И Алёшка расплакался. Он тогда ещё совсем маленький был. Сестра перепугалась, мама тоже, забыла и Маринку ругать. Теперь вдвоем утешали Алёшку.

– Об… ла… ка… пуши… стые… – всхлипывая, повторял он, – И… мяг… кие… пуши… стые…

– Конечно, Алёша, конечно! – мама гладила его по голове и строго посматривала на Марину, которая побледнела, и губы у неё дрожали.

– Алёшка, ты прости, пожалуйста, что я так сказала, я просто не подумала.

– Они… пуши… стые!