Юрий КАРАНИН - ЛУЧНИК. Книга пятая. Часть 1. Под созвездием Волка. Рождение Государя

– За самосуд требую арестовать. – Прорываются, наконец, и звуки.

– Это невозможно. – Ну, полковника-то невозможно не узнать ни по фигуре, ни по голосу. – Мертв ваш племянник.

– Я требую арестовать убийцу. – Взвился в истерике Вершак.

– Так я и говорю, мертв он. – Мягко проговорил Полковник.

Следопыт увидел, как у Вершака медленно расширяются глаза. Он понимал, что происходит что-то неординарное, непра….

А посему вовремя увидел, как площадь перед тюрьмой пришла в непонятное движение.

Нет, сама площадь тут же выровнялась, а в движение пришли военные.

И… Вершак еще брызгал слюной, требуя арестовать полковника, но уже городская стража переходила на сторону армии.

– Тебя повесят. – Все еще не понимал происходящего Вершак, но его самого уже мягко оттесняли в направлении тюрьмы.

К вечеру бурлил не только город, но и штаб.

Еще бы! Никогда такого не бывало.

А на полковника было больно смотреть. Но «если бы кто-то заглянул в его душу!». Все там было, не было только радости. Честно говоря, он был настолько мирным человеком, что иногда испытывал угрызение совести, что занимает чужое место. Но его откровенно любили, поскольку был он в силу своей доброты справедлив. Он, признаться, догадывался, что от его имени, хоть и редко, осуществляются смертные казни, – он знал это, поскольку под такими бумагами должна быть его подпись. Он иногда видел эти бумаги, но, откровенно, не помнил, когда их подписывал.

Сегодняшний конфликт – тоже результат его характера. Не стерпел несправедливости. Это-то – в порядке вещей. Но откуда в нем появилась эта смелость, – или безрассудность?

Вершак испокон веков назначается сверху. Его, по закону, можно заменить, но для этого требуется выборный сход. Тут-то все и заканчивается: пока сход готовится, зачинщики либо оказываются в тюрьме, либо пропадают.

Либо умирают. Банда Пса хорошо умела это делать.

Полковник медленно подошел к окну. Его увидели, – и все стали один за другим подниматься, но строиться не начинали.

Что-то будет завтра? В гипотетическом завтра, И в завтра действительном.

Возможно, уже завтра его закуют в оковы, либо повесят.

Полковник отошел от окна, постоял немного посреди комнаты, затем вышел к сотникам.

Окинув помещение, он понял, что и до его выхода разговоров серьезных не было, но подавленное состояние ощущалось во всем.

Все ждали его слов, но что он мог им сказать? Нечего было сказать, нечего. Что подставил их? Этим же оправданием все еще глубже сдвинуть можно. Сказать, что …?

Не все, однако, сотники в штабе.

– А где Трубач?

Все начали многозначительно переглядываться, – и пришлось повторять свой вопрос.

– Свою сотню на учения повел. – Наконец, ответил писарь.

Но теперь уже не переглядывание последовало, а облегченный вздох.

– Та-ак! – Протянул Полковник. – Что все-таки происходит? Где Трубач?

– На Красных Раскопах он. – Тихим голосом ответил Отан.

Полковник пождал-пождал продолжения ответа, не дождался, да и вдарил кулаком по столу писаря.

– Мне что? По очереди в кабинет вас вызывать?

– Да там он учения и проводит.

– Почему там? – Но запоздал ответ, – самому стало ясно, почему. Тому, кто из столицы поедет, Раскопы никак не объехать.

– У нас что? – общее помешательство? – Давненько не бывал таким Полковник: лицо побагровело, «дым из ноздрей пышет». – Я начал – я и отвечу.

– А отвечать-то и не за что. – Сделал хитрющую ухмылку сотник-артиллерист. – Смекнули мы, что Вершаку опасность грозит, – вот, и спрятали его от греха подальше.

– Этим ты МНЕ зубы заговорить можешь. – Возразил Полковник, но, как отметили многие, расслабился-таки. – Сотню Трубача назад вернуть немедленно.

– Никак нельзя, – сегодня ночью столицу совсем пожгли. – Отозвался из своего угла Стольник. – Нарочный и отдыхать не стал: бумагу вручил, – и сразу в обратный путь ускакал. Велено полк в поход собирать.

Сотня Трубача, однако, не на учения ушла, а в заслон.

Но как бы без нужды простояла в заслоне сотня. Снова не пошел враг дальше столицы.

И в Рогорте все вернулось в прежнее русло. Вершак «ошибки свои осмыслил, за что и прощенья просит». Полк тоже – не в напряге же вечно держать. Только торжище и напоминало о непростых днях, – не пришли обычные в это время караваны.

Нет, еще одно свидетельство было. Как-то разом пропали с улиц газовые паровые коляски, да и тех, что на дровах работают, редко можно увидеть.

Правда, в деревне и те, и другие – не редкость, а чудо чудное.

И Страт заскучал. Нет, без работы он не остался. Деревня без кузницы – как (разные бывают сравнения). Кузница-то в деревне была, – кузнеца не было, – утонул в омуте бедняга.

Нет, что ни говори, а с кристаллами было интересней возиться, но так получилось, что потерял Следопытов конь подкову. Подкова в кузне нашлась, с гвоздями пришлось Страту повозиться, да и с подковкой тоже. C того и пошло: деревня без кузнеца – ….

И все бы ничего, да ….

В один из вечеров наведался к ним Следопыт. Смурной очень. И Страта для разговора придержал.

Но разговор долго не клеился, – что-то мялся Следопыт с откровением.

И Малик первым не выдержал:

– Не решаешься говорить – не говори.

– Не решаюсь. – Тяжело вздохнул Следопыт. – Ленарис совсем расспросами замаял, – а никак «не склеивается чашка».

– Какая чашка? – Не сразу понял Марик.

– Разбитая. – Снова вздохнул Следопыт. – Я чего долго не появлялся? Снова к малаи ездил. Ездил – да снова ничего не выездил. Может, и не надо было.

Так и просидели весь вечер. И лишь, когда на коня садился, Следопыт выпалил:

– Ленарис призналась, что Страт – не наш сын. Так-то вот.

И ускакал в темноту.

Два дня прошло после той новости. Страт вернулся из кузни уже затемно.

Не то, видимо, он прочел на лице Марика:

– Похоже, я горе всем приношу.

– С чего ты это взял? – Разом откликнулся Марик.

– Места, вижу, себе не находите.

– Не нахожу. – Признался Марик. – И из-за тебя тоже. Но напрасно ты решил, что если сбежишь, мне легче станет. – Марик хотел, было, обнять Страта за плечи, но ростом не вышел. – А, что горя касается, то не нам о нем судить.

– Нам. – Упрямо вскинул голову Страт. – Я, и на самом деле, горе приношу. Почему, не знаю.

Растерялся Марик от его откровения, забыл сказать, что ждут Страта на игрища, богине Рожане посвященные. В городе таковые не устраивают, – церковь не благоволит, потому и немало городской молодежи на игрищах бывает.

Еще об одном не сказал Марик: немало уже девушек по Страту сохнут.

Зато, на следующий вечер отправил Марик Страта «проветриться».

А потом и отправлять не надо было, – сам туда спешил.

И вдруг… поблек что-то Страт: нехотя на игрища идет.