Мари Наталь - Парящие острова и Золотые Близнецы

– Ради величайшей воли Аши! – взмолился министр, хватаясь за свою многострадальную бороду, – неужели принц и принцесса не понимают?!

– Эштшенджи, это традиция, которая закрепилась столькими годами. И никому не приносила вреда.

– Но вы ведь понимаете, чем это грозит?! – несчастный министр, готов был рухнуть на колени.

– Да прекрати ты дергать бороду, меня это отвлекает! – начал сердится фаршад. Вся эта паника его раздражала и от мельтешения министра начинала болеть голова.

Эштшэнджи оставил бороду и тут же вцепился в жалкие пучки волос на затылке. Глядя на него в эту минуту, любой бы преисполнился уважения к рвению и чувству долга этого доброго человека, а вместе с тем и понял бы, почему министр лыс, как мыльный пузырь.

– О, горе! Мир, которого мы ждали годами… – не унимался он.

– Хватит паниковать. Скажи лучше, чего ты хочешь от меня?

– Поговорите с Вашими детьми! Запретите им это безобразие, в конце концов!

– Я знаю своих детей, Эштшенджи. Если им что взбрело в голову, они могут ослушаться и меня.

– Но Вы же повелитель Френхайнша!

– Довольно, – громовым голосом рявкнул фаршад, стукнув кулаком по столу с такой силой, что свитки полетели вниз, а по залу прокатилось громкое эхо. Министр тут же затих и перестал рвать на себе волосы. По тяжёлому взгляду повелителя Эштшенджи понял, что перешёл черту и заговорил покорно и смиренно:

– Фаршад-аджар знает, что я пекусь лишь о благе и процветании Империи Четырехсот Островов. Да не прогневается он на меня за излишнее рвение в делах государственных…

Другой бы на его месте повалился наземь и не смел слова молвить, пока фаршад не велит, но первый министр, прекрасно изучив за долгие годы характер Узтакуштами, знал, что преданность государственным интересам он ставил превыше всего, даже выше этикета. И действительно, фаршад сменил гнев на милость и, после минутного молчания, произнес:

– Я поговорю с детьми. Тебе же, Эштшэнджи, поручаю придумать 10 способов избежать скандала в том случае, если они ослушаются меня. Даю тебе на это неделю.

Министр в очередной раз покорно поклонился и удалился, оставив календарь напоминанием лежать перед глазами фаршада.

Молодой лучик солнца, так настойчиво пробивавшийся сквозь опущенные занавески тронного зала, скользнул чуть выше и радостно впорхнул в открытое окно, сопровождаемый свежим, немного морозным воздухом. Теплое солнце и холодный ветер, казалось, спорили между собой, как всегда спорят на границе зимы и весны.

В комнате, напротив большого зеркала, висящего на стене и вправленного в раму золотых цветов, сидел юноша четырнадцати лет. Красиво украшенным гребнем из драконьей кости, он расчесывал свои длинные золотые волосы, по которым, сверкая, скользил солнечный луч. Каждая прядь послушно завивалась в идеальный локон под его гребнем. Закончив это ответственное дело, юноша повернулся лицом к окну и глянул на прозрачно-голубое небо. Игривый солнечный лучик скользнул по матовой белой коже; сквозь тень от густых и длинных ресниц, огоньком сверкнул в глазах; спустился по прямому тонкому носу к изящно очерченным губам цвета чайной розы. Его лицо безупречно – радостно заметил луч, удобно устраиваясь на столике среди гребней и баночек с косметическими мазями.

То ли от свежего ветра, новым порывом ворвавшегося в окно, то ли от пляшущего на носу солнечного лучика, юноша чихнул, так мило, что нельзя было не улыбнуться.

Из соседней комнаты раздались испуганно-взволнованные крики кормилицы, уже спешащей к «ребенку».

– Эсси, милый, ты простудился? Ах, какой ужас! Кто открыл окно? На улице такой мороз! – вздыхала и охала она, закрывая окно.

– Это Шахиштрё открыла и ушла, – мягким, еще не сломавшимся голосом отвечал юноша, – Она всегда так делает!

– Шахи, поди сюда!

На зов появилась девушка, как две капли воды похожая на ЭссерджиХану, как похожи все близнецы. Даже фигуры их не сильно отличались – очень молоды были еще принц и принцесса.

– Зачем же ты, милая, – начала кормилица, – открыла окно? Теперь вот твой брат простудился!

– Что за глупости! – строго отрезала принцесса. – Не такой уж он и неженка, чтоб от легкого дуновения простудиться!

– Но он чихнул! – заявила кормилица таким тоном, будто речь шла о конце света, который наступит через пять минут.

– Так что же нам теперь, задохнуться, если он чихнул? – ШахштрёХана не хотела уступать. Такой уж у нее был характер, который не к лицу женщине, но к лицу правителю, или правительнице. И отец возлагал на нее большие надежды, полагая, что она займет его место на троне, когда он решит вновь начать цикл жизни. Фаршад, мудрый правитель и заботливый отец, понимал, что ЭссерджиХана слишком легкомыслен для занятия этой ответственной должности.

Принц глянул на туалетный столик у зеркала, и, обращаясь к принцессе, воскликнул:

– Ты опять взяла мой крем? Это же последний флакон!

– Подумаешь! – фыркнула принцесса. – Поживешь недельку без крема…

– Ты хоть понимаешь, что говоришь? – с ужасом в глазах спросил он. – Этот крем делают только в Шахрине!!! А теперь, когда военные действия возобновились, его вообще нельзя будет достать!

– Ты только о своих кремах да духах и думаешь! Страдают твои подданные, а ты думаешь о креме! – возмутилась ШахиштрёХана.

– С чего это они вдруг стали моими подданными?.. – немедленно ввязался в спор ЭссерджиХана. – Если мне не изменяет память, это подданные нашего отца…

«Как всегда!..» – подумала кормилица и принялась их успокаивать.

– Это ты виновата!

– Нет, ты! – спорили трехлетние королевские близнецы после того, как драгоценная кукла, не выдержав долгого перетягивания, разломалась на две части.

– Ты подставила подножку!

– Сам виноват, не надо было бежать за мной!

– Не надо было его брать!

– Никто бы не заметил. А теперь отец нас накажет, может даже запретит идти на праздник.

– Подумаешь!

– Ах ты…

Маленькая принцесса отбросила подальше останки драгоценной куклы и покрепче сжала кулаки. На её богатом платье, словно поддерживая хозяйку, звякнули многочисленные золотые колокольчики.

– Счас как дам!

Принц отступил назад, всё еще прижимая к груди свою половину добычи. В драке с сестрой у него было мало шансов и колокольчики, украшающие его одежду, звенели жалобно, совсем по-другому.

Сделав еще шаг, принц сел на землю и громко заревел. Из ярких зелёных глаз посыпались огромные, словно отборные горошины, прозрачные слезинки.

И в зал ворвался вихрь.

Поддерживая многочисленные разноцветные юбки, Шрида, царская кормилица в третьем поколении, бегом пересекла зал и опустилась на колени рядом со своим любимцем. Принц немедленно вцепился в свою защитницу и заплакал еще жалобнее.