Мари Наталь - Парящие острова и Золотые Близнецы

– Ой! – сказали оба и тут же закрыли ладошками рты друг другу. Прислушались. Нужно быть осторожными, чтобы не провалить такое важное дело.

– Я нашла, – гордо прошептала Шахи, когда они встали и отряхнулись. В каждой руке она держала по лампе.

На минуту лицо принца озарилось радостным сиянием, но тут же помрачнело.

– Они же не светятся, – расстроено буркнул он.

– Значит, их нужно зажечь, – неунывающе бодрым тоном заявила Шахи. – Я видела, как кормилица зажигала одну лампу от огня другой. Нам просто нужно найти горящую лампу.

– Ну и где мы ее найдем?! … Постой-ка… – вдруг задумался Эсси, – возле трона, там где отец работает, всегда светятся лампы!

Близнецы уверенно и одновременно кивнули друг другу, что означало: «Решено!», и вышли из кладовой. К счастью, их часто приводили в тронный зал, к отцу, и малыши запомнили туда дорогу. В этот раз они впервые шли туда без сопровождения взрослых, да еще и в темноте, поэтому было трудновато решить, куда пойти и куда свернуть, но все же дух приключенческого азарта и самостоятельности, подстегивал их вперед.

Со скрипом отворились тяжелые деревянные створки двери в тронный зал, и в коридор, на детей пахнул мягкий, слабый свет, но всё же довольно резкий для глаз, привыкших к темноте. Дальняя стена тронного зала была закрыта старинным, но все еще ярким широким гобеленом, спускавшимся с самого потолка, и изображавшим герб их царственного рода и всей страны. На черном фоне гобелена были вышиты багровые облака тремя слоями. Золотой стрелой устремлялось в небо дерево и пронзало все три слоя облаков.

Перед гобеленом возвышался трон правителей Фрэнхайнша. Много веков назад, когда династия Шатши только начинала свое владычество в землях Фрэнхайнша, искуснейшие мастера того времени работали, чтобы создать трон невиданной красоты, трон, который бы указывал на могущество монарха и его божественное происхождение. И действительно, подобного мастерства не проявляла еще человеческая природа. Трон был вырезан из цельного тысячелетнего дерева под названием ирджу, чья древесина имела вишневый оттенок. Это самое редкое и самое долговечное дерево. Ведь трон, сделанный из любого другого дерева за 15692 года – именно столько лет прошло с основания династии – превратился бы в труху, и не осталось бы от него ничего.

Подножье трона представляло собой фигуру человека из Нижнего Мира, стоявшего на коленях. Его руки были подняты вверх, и как бы поддерживали ноги государя. Это говорило о том, что руки простого народа представляют собой основу государства. Волосы этого человека были прямыми и довольно коротко остриженными – почти доставали до плеч. Черная краска покрывала волосы плотным слоем, чтобы ни у кого не оставалось сомнения, что это человек из Нижнего Мира, простолюдин. Сидение трона было похоже на летающий остров – словно перевернутый конус с гладкой плоской вершиной и с неправильной формы нижней заостренной частью. И действительно – казалось, что сидение парит в воздухе, однако это была лишь хитрость гениального мастера. По обе стороны трона стояли фигуры придворной знати – министры. Об этом говорила их одежда, которая, хоть и изменилась со времен создания трона, все же сохранила основные отличительные черты. Длинные и пышные волосы министров были позолочены, что указывало на их благородное происхождение. Головы этих министров служили опорой для рук фаршада. Это было символом того, что просвещенные умы министров направляют руки государя. И, наконец, спинкой трона служило изображение великого бога Аши, который благодаря своему огромному росту возвышался над всеми остальными фигурками и над сидящим фаршадом. Каждого, увидевшего трон, сразу же поражала невероятно красивое лицо бога-жизни, с тонкими, почти женскими чертами. Его серебряные волосы мягкой струей спускались до пола. Руками своими он словно пытался обнять своих детей – фаршада и министров. Золотые зрачки его глаз завораживали, околдовывали смотрящего. Созданное руками гениального мастера, его лицо застыло в одном из своих неизменных, чарующих выражений. Говорят, что сам Аша остался настолько доволен портретом, что наложил на трон свою волшебную защиту, и именно поэтому он и простоял невредимым столько тысячелетий.

По обе стороны трона горели две лампы, освещавшие стройные статуи министров и красивое лицо Аши, которое, толи от богатого воображения и тревоги детей, толи от неверного желтоватого света ламп казалось строгим, даже суровым, будто Аша вот-вот пригрозит им пальцем: «Как вам не стыдно врать?!». ШахиштрёХана набралась смелости и шагнула в тронный зал, схватив брата за рукав пижамы и потянув за собой. Эсси стоял словно вкопанный, и на вопросительный взгляд сестры сказал тихим шепотом:

– Я не пойду. Я боюсь. Вон как он на нас смотрит! – и кивнул головой в сторону Аши.

ЭссерджиХана почему-то не хотел произносить имя божества.

– Глупости! – возразила Шахи, – Это же всего лишь статуя. Пойдем же! – и с двойной силой дернув брата за рукав, она заставила его войти.

Но, подойдя к светильникам, она и сама заробела. Тут не только бог Аша, но и министры смотрели на них свысока неодобрительно, точно живые – того и глядишь – схватят за руку. И Шахи, скорее всего, бросила это дело, показавшееся сейчас таким глупым и страшным, и вернулась бы в спальню, да только не хотелось ей перед братом трусишкой выглядеть. Собрав всю свою смелость, она поднесла свои лампы к огню дрожащими руками и зажгла их. Тем временем Эсси распутал простыню. Все было готово для действия.

На всякий случай, ШахиштрёХана отправила сама себя на разведку, и вернулась донельзя возбужденной – по коридору к тронному залу зачем-то шел отец, а в существовании призраков требовалось убедить в первую очередь его, и значит, нужно было действовать. Но тут, в самый неподходящий момент, Эсси снова испугался – в свете еще двух ламп Аша казался гораздо страшнее и строже.

– А может просто расскажем?

– Да ну тебя, сразу струсил! Если не получится – вот тогда и расскажем.

Она взяла лампу и накинула простыню. Брату ничего не оставалось, как последовать за ней, но на сердце у него было неспокойно.

У самого выхода Шахи затянула «У-у-у-у-у-у-у-у» на мотив шутливой уличной песенки. ЭссерджиХана едва не рассмеялся, но вся веселость мигом слетела, когда он увидел лицо отца. С ним стояли два стрелка, а ещё Яжджан и Шрида с заплаканными глазами.

«У-у-у-у-у-у-у-у», тянула неунывающая ШахиштрёХана медленно плывя вперед, а принц, заглядевшись на кормилицу внезапно споткнулся о край волочащейся простыни и полетел на пол.

Шрида вскрикнула и кинулась вперед, и тут только он заметил, что выпустил из рук лампу, и горящее масло пролилось на простыню. Но не успел он даже как следует испугаться, как Шахи сдернула с него горящую ткань, а кормилица подхватила на руки.