Елизавета Дворецкая - Мост над Огненной рекой

– Но еще ведь самого Мстиславича надо хоть со двора вывести, – отвечала Елинь Святославна, опасливо оглядываясь и качая головой. – Как тут выведешь? Они все его в лицо знают.

Они сидели здесь все втроем, а Дивляна еще привела с собой свою трехлетнюю дочку Предславу, и та играла на полу с цветными лоскутками. В другое время Ведица охотно бы к ней присоединилась и помогла сворачивать из лоскутков «лелёшек» [7] То есть кукол. , но сейчас у нее были заботы поважнее, и она сидела, держа на коленях собственную куколку, от которой ожидала совета.

– Может, переодеть его как-нибудь?

– Лицо-то не переоденешь. Да и что ему одежда, он и так, будто сирота, в портках некрашеных ходит.

Три женщины умолкли, вздыхая: ничего не шло на ум. Тут в сенях послышался шум: кто-то стучал в дверь.

– Дома ли хозяйка, Елинь Святославна свет? – раздался веселый голос. – Дозволит ли войти?

– Пусти! – кивнула воеводша челядинке, и та метнулась открывать.

В избу вошел, кланяясь женщинам и чурам на полочке в красном куту, молодой еще мужчина, среднего роста, с очень светлыми волосами и белесыми бровями, с приятным лицом, открытым и дружелюбным. Одет он был очень хорошо: в крашеные порты, козарский кафтан с отделкой из желтого шелка. На шапке, которую он снял при входе в дом и держал в руке, имелась оторочка из куницы, а надо лбом были пришиты бронзовые узорные бляшки – такие шапки носили в землях смолянских кривичей, откуда он был родом.

– Званец! – При виде него Дивляна радостно всплеснула руками, да и лица остальных прояснились. – Вот и ты наконец! Что так долго не заглядывал? Как жена?

– Да вроде пока не на что жаловаться. – Званец оглянулся, словно проверяя, не подслушивает ли какой злой дух. – Тебе кланяется и просит не забывать. Я ведь у тебя был вчера, да не застал. И сегодня говорят: у воеводши. Дай, думаю, к воеводше наведаюсь, сразу всех повидаю.

– Мог бы и вчера додуматься. Умник! – проворчала Елинь Святославна.

Званца Дивляна знала со времен своей поездки из Ладоги в Киев: родом с верховий Днепра, он присоединился к ним по дороге, сперва был в дружине Белотура, потом начал торговать и так разжился, что уже два года как поставил себе двор и женился на младшей из десяти дочерей киевского старейшины Угора – Улыбе. Во время прошлогоднего похода в Корсунь жена в отсутствие мужа вздумала рожать и чуть не умерла; обошлось, в основном стараниями Елини Святославны и Дивляны, но Званец, вернувшись, очень перепугался, когда узнал, что мог бы лишиться и ребенка, и жены, даже с ней не простившись. Поэтому, когда оказалось, что в конце этой весны ей предстоит родить снова, он пропустил первый обоз на Царьград, надеясь успеть на второй, уходивший в середине кресеня. А не успеет, так и в Киеве забот хватит. Весной он торговал мехами, покупая их у охотников или северных купцов и продавая уходящим в греки, осенью – зерном и вином, уже в обратном направлении, и с каждым годом мог становиться вдвое богаче, не выходя из дома. Чрезвычайно выгодное местоположение Киева позволяло это: сюда стекались товары с юга и с севера, здесь меха, зерно, мед, воск встречались с греческими тканями, козарским серебром, бусами и всем прочим. Недаром же и варяги, и деревляне так стремились завладеть этим городом и всеми богатствами, которые здесь можно было приобрести. Благодаря им, киевские князья уже давно считались не менее сильными и влиятельными, чем деревлянские или саварские, хотя имели под рукой гораздо меньше земли и людей.

Но сейчас от богатства было мало толку, зато очень могли пригодиться сообразительность Званца, его ловкость и преданность людям, которым он был всем обязан. Поэтому Дивляна охотно посвятила его в суть дела, прося о помощи. Званец призадумался.

– Да уж, был бы сейчас Корочун, нарядили бы его бабой, или игрецом каким, или зверем, – сказал он, почесывая в затылке. Его лицо с мягкими чертами имело простодушный и даже простоватый вид, но на самом деле он был довольно умен и соображал очень хорошо. – Да какое теперь – и до Купалы еще далеко.

Действительно, в ближайшее время не ожидалось велик-дней, в которые принято рядиться и надевать личины.

– Говорят, полотеские князья в волков умеют оборачиваться, – сказала Дивляна. – Что, Мстиславич, ты не умеешь волком перекидываться?

– В битве – умею, – ответил лежащий на лавке Борислав, не поворачивая головы. Ведица охнула. – Волком себя чувствую, врага зубами грызу и руками рву. Но снаружи человеком остаюсь. Все оборотни такие. Чтобы целиком в зверя оборотиться – это все басни, так не бывает.

– А жаль! – Дивляна вздохнула. – Умел бы ты…

– А люди верят, – заметила Елинь Святославна. – Уж сколько я басен и сказок знаю про оборотней! И не перечесть.

– И я слышала, что деревляне умеют волками и медведями оборачиваться, – сказала Ведица. – Может, все-таки есть где-нибудь волхв, чтобы мог тебя в зверя превратить, а? – Она с надеждой посмотрела на своего злополучного жениха. – Подумай, миленький! Может, хоть кто-то у вас умеет! А уж мы найдем, пошлем кого-нибудь…

– Никто не может. – Борислав осторожно покачал головой – от резких движений она еще болела. В целом он был уже вполне здоров, но притворялся чуть ли не умирающим. – Говорю же, не бывает так. Я отроком в лес ушел и там жил семь лет, все тайны, все умения воинские и охотничьи превзошел, умею в себе дух зверя пробудить и отца-волка призвать. Волчью шкуру воины-волки на плечах носят, но чтобы целиком зверем стать – такого не бывает.

– У нас в Ладоге рассказывают, будто чудинские кудесники могут в зверей обращаться, – сказала Дивляна. – Но я сама не видела, и никто у нас не видел. Может, тоже басни одни?

– Стойте! – воскликнул вдруг Званец, который во время этой беседы сидел, нахмурив свои белесые брови и напряженно что-то обдумывая. – Поймал!

– Что поймал? – Женщины обернулись к нему.

– Опять мышь? – Елинь Святославна прищурилась, окидывая взглядом пол.

– Мысль поймал за хвост! – Званец повертел головой, с торжеством оглядывая своих слушателей. – Оборотень! Весь Киев знает, что деревляне могут в зверей превращаться и что колдунья неведомая в Коростене завелась, а она каждую ночь в волчицу лютую перекидывается и людей грызет. А басни ли это, никто не знает, а кто знает, тот не верит. Даже вы вон не верите, что же с простого люда спрашивать! Но в том-то и наше счастье!

– Где же тут счастье? – недоверчиво спросила Ведица.

– А то самое. Люди верят, что деревляне могут зверями обращаться. И тем более верят, что ты сможешь, Мстиславич, раз уж ты в лесу семь лет у самого лешего обучался и все лесные хитрости превзошел!

– Не у лешего, а у Одинца! – поправил Борислав. – Это человек, но в нем Белый Князь Волков живет, а он от людей навек ушел и никогда из леса не показывается, зато и сила ему от Велеса и Ярилы дана сверх человеческой.