Мария Мартова - Платье для Галы

– Какой? – Гала заметно заволновалась. – Ты говоришь, Тиньдам? Там служил и мой отец.

Но Алаг пропустил мимо ушей Галину реплику и продолжал рассказывать по-армейски четко, строго по порядку, как будто рапортовал своему командиру о проведенной военной операции. Да, именно в эту страну был дислоцирован гвардейский полк особого назначения для обеспечения безопасности на время проведения важнейших межправительственных переговоров. Но им так и не суждено было состояться из-за вспыхнувшего антиправительственного бунта. Вот тут-то и отличился непонятно какими заслугами его будущий благодетель.

Алаг встал с бревна и нервно зашагал взад-вперед.

– Ну а такой важной особе, как генерал, не дело заниматься воспитанием какого-то сироты. Поначалу я жил в огромном ведомственном доме под одной крышей с его адъютантами и ничего, кроме однообразных солдатских будней и грубого армейского юмора, не видел и не слышал. А когда подрос, был поскорее определен в кадетское училище, так сказать, с глаз долой из сердца вон. Но это дело оказалось мне по душе, да и обстановка благоволила моим успехам. Вскоре меня заметили…

Алаг затушил костер, снял с крюка огромный котел с бурлящей водой, поставил на камень остужать. И продолжал:

– И вот год тому назад… да, да, год назад наш корпус должен был встречать правительственную делегацию из этого самого Тиньдама. Там только что произошла смена власти, и на новую возлагались большие надежды. Предстоящие переговоры имели цель наладить прерванные много лет назад экономические отношения между нашими странами. А основной упор делался на торговые связи в плане поставок сырья для целого ряда швейных и текстильных фабрик. Их строительство идет у нас в городе полным ходом.

– Да, да, – взволнованно подтвердила Гала и тоже вскочила со своего места. – Я помню, помню! Нам должны были организовать большие поставки шелка, кашемира и хлопка очень высокого качества. Фуксия сделала огромные заказы…

Алаг улыбнулся, и девушка, сконфузившись, замолчала. А он закивал ей в ответ и поведал, что на том самом правительственном саммите он находился в почетном карауле президентского полка на дворцовой площади. А их, будущих блестящих офицеров, под громкие звуки военного марша выпустили на передний край в парадных кадетских мундирах с алыми погонами, золотыми аксельбантами и начищенными саблями наперевес.

– И только к ковровой дорожке перед дворцом стал медленно подъезжать кортеж черных автомобилей с группой делегатов из Тиньдама, как в один момент на площадь ворвался, пробив ограждения, бронетранспортер. На нем были люди в масках, у одного из них в руках черный флаг с белым крестом.

– Это он, он! – опять воскликнула, не сдержавшись, Гала. – Флаг запрещенной группировки боевиков.

– Да, – подтвердил рассказчик, немало удивившись ее осведомленности, и продолжил: – Боевики передавали его друг другу, размахивали из стороны в сторону, палили в воздух из автоматов и кричали: «Долой президента! Долой мэра! Долой Боеслава!».

– Что? – Гала выронила из рук глиняную плошку, и та разбилась о камень. Но девушка этого не заметила. – Что, что ты сказал? Повтори.

– Долой прези…

– Нет, нет же! Имя! Чье имя ты назвал?

– Боеслав… Наверное, это их национальный герой, наверное, он сражался за свободу Тиньдама.

Гала решительно замотала головой и тихо, едва слышно произнесла:

– Это он, мой отец. Я его никогда даже и не видела.

Она снова села на бревно и безвольно свесила вниз руки. Алаг тоже загрустил.

– И я ведь тоже никогда не знал своего отца. Олдафон говорил, что он был трусом и сдался бунтовщикам, которые его и убили.

Тягостное молчание повисло в воздухе.

Гала встрепенулась первая:

– Так чем же закончился этот маневр с бронетранспортером?

– Ах, да! Это была диверсия. Чтобы сорвать план мирных переговоров, группа экстремистов проникла через оцепление прямо на площадь президентского дворца. Следствие потом доказало, что они готовы были стрелять и в делегатов, и в мэра.

– В Миродара?

– В него.

– Ну, ну, что же дальше? – от нетерпения Гала стала дергать Алага за руку.

– А дальше я выскочил вперед на своем Кумире…

– На чем?

– На своем рысаке, его зовут Кумиром. Значит, рванул я резко вперед и срубил саблей древко флага, потом выбил автомат у одного из боевиков.

– Ты же герой!

– Да куда там… Тут же подоспела охрана, полиция. Диверсантов задержали, а меня…

– Наградили?

– Если бы! Сначала меня срочно вызвали в мэрию. Я был уверен, что сам Миродар меня и поздравит, и поблагодарит. Но по пути меня перехватил военный патруль и доставил прямо в штаб к моему благодетелю – Олдафону. Тот кричал, топал ногами, брызгал слюной. Кажется, готов был лопнуть от накипевшей в нем злобы. Он говорил, что я еще мальчишка и лезу не в свои дела. «Если тебе не дорога твоя жизнь, – вопил он, – то я, я дорожу своею». После бурного нравоучения он велел отправить меня на перевоспитание в карцер.

– Куда?

– В карцер, военную тюрьму.

– И ты сидел в тюрьме? – глаза у Галы сделались огромными, как два пруда, вроде того, из которого Алаг черпал воду.

– Как бы не так! Я сбежал от конвоя еще по дороге и прямиком сюда.

– Вот молодец! – Гала захлопала в ладоши и подпрыгнула на бревне так резко, что сухая кора отскочила от ствола и попала волку в морду. Он встал, жалобно завыл и поплелся к пещере досматривать прерванный сон.

А Алаг закончил свой рассказ. Он поведал о том, как сумел пройти болота, дикие заросли, как сбился с пути, а потом повстречал старую добрую колдунью, немного сумасшедшую, как ему показалось. Она-то и подсказала ему, как выйти к этой чудесной поляне, а заодно и предсказала: «Ты выйдешь отсюда лишь тогда, когда совершишь настоящий подвиг».

– Вот это да! – Гала всплеснула руками, вспомнив свою вчерашнюю встречу со старухой пророчицей.

– И вот год, как я живу здесь без подвигов, без наград, без славы. Здесь нет ни людей, ни машин, ни казарм. Здесь нет ни военной подготовки, ни служебной карьеры, словом, нет ничего лишнего. Зато здесь есть все – воздух, вода, деревья, звери. Все самое простое, дикое и прекрасное. Посмотри!

И тут только Гала оторвала свой взгляд от разгоревшихся в волнении глаз рассказчика и посмотрела вокруг.

Широкая ровная поляна, защищенная могучими елями с раскинувшимися по сторонам пушистыми лапами, нежно освещалась послеполуденным весенним солнцем. В его лучах отчетливо были видны и старый, но крепкий дуб с толстым стволом и ветвями, и узкие, едва заметные тропинки, ускользающие в глушь лесных дебрей, и темный пруд с мелкой волнующейся рябью, отражающий бездонное синее небо, нежные пушистые облака и острую вершину скалы, питающей его своим игривым родником.