Фэн - Страж. Сказание о предателе

Тем временем в Цитаделе города шла подготовка иного рода. Глубоко в подземельях дворца в длинном и узком коридоре собрались лучшие воины Эолана. Все они были в полном боевом облачении и все ждали своей очереди.

Из-за закрытых дубовых дверей раздался приглушённый крик с приказом заходить следующему.

В тесную комнатку вошёл широкоплечий воин в кожаном доспехе, укреплённом деревянными планками. Со стороны могло показаться, что такой доспех – нелеп и бесполезен, однако многочисленные зарубки и трещины на старой древесине говорили об обратном. Этот эльф прошёл множество битв, заработал множество шрамов, но оставался бесконечно верен своему королю.

Сам же король в серебристых одеждах сидел в дальнем конце комнаты на резном кресле. Голову правителя венчала серебряная, тончайшей выделки тиара. А за спиной правителя были две массивные двери

– На колени! – голос гулко отражался от каменных стен, делая любое сказанное слово будто величественнее.

Воин, без лишних вопросов, подчинился.

– Обнажи свой меч, солдат! – Продолжил отдавать приказы эльф на кресле.

Воин вновь подчинился, с лёгкостью извлекая длинный, в два локтя, клинок.

– А теперь настало время доказать свою преданность короне! Пронзи свой живот!

Король привстал на своём кресле. Руки с силой сжали подлокотники. Послышался лёгкий треск.

Воин, так ничего и не спросив, занёс клинок для удара и…

– Стой! – Выкрикнул в последний миг эльф перед ним. – Ты доказал свою преданность! Пройди в правую дверь и жди моих указаний!

Воин послушно, и всё так же молчаливо поднялся с колен и прошёл в просторную комнату, украшенную коврами и гобеленами. В конце комнаты стояла статуя богини Аларах – эльфийки в просторных белоснежных одеждах. На одной руке богини стояло кроваво-красное рубиновое сердце, на другой лежала горсть клинков.

Воин всё понял и опустился на колени перед статуей. Перед богиней смерти. И лишь торжествующе ударял набат высоко над ним.

А в коридоре всё в таком же полном молчании продолжали стоять эльфы-воины, когда раздался очередной приказ пройти следующему.

На этот раз перед королём стоял долговязый эльф, по меркам Перворождённых, бывший ещё совсем мальчишкой. Он был без доспеха, в одной белоснежной рубахе, и на его поясе висели короткие ножны с бритвенно-острым ножом. За спиной юноши в специальных креплениях, благодаря которым эльф мог удобно передвигаться, расположился резной белый лук и кожаный колчан, полный стрел.

– На колени! – вновь приказал король. И этот воин также подчинился.

– Обнажи клинок, солдат! – Казалось, голос эльфа гремит в тесной комнатке раскатами грома. И вновь воин не воспротивился.

– А теперь настало время доказать свою преданность короне! Пронзи свой живот!

И вновь руки короля впились в подлокотники, и вновь послышался треск. Вряд ли это кресло доживёт до конца этого дня.

Воин занёс свой нож для удара и… Бросил его на каменные плиты пола, упав в низком поклоне. Расплакался.

– Прости, мой король! Но я не могу! Я ещё слишком молод. Прикажи умереть за тебя в бою – и я пойду! Но не так! Не сейчас!! Прости… – Парень на полу рыдал.

Король, будто выдохнув и вместе с выдохом постарев на несколько сотен лет, устало произнёс:

– Ничего страшного, сын мой… Проходи в левую дверь…

Эльф, всё ещё рыдая, прошёл указанным путём и попал в длинный переход, оканчивающийся выходом обратно на площадь. Туда, откуда всего час назад он и прошёл в коридор для встречи с королём. И лишь набатный колокол заунывно допевал свою песнь скорби.

Ирвинг внезапно будто очнулся от страшного и затяжного сна. Он всё ещё был в проклятой деревне, всё ещё не мог пошевелиться и всё ещё стоял рядом со своими солдатами. Но теперь он мог различать звуки.

С каждым мгновением, как приближался шелест огромных крыльев, сужался круг обзора воина. Вот потускнели, покрылись рябью а затем и вовсе исчезли висящие тела, вот начали пропадать солдаты. Он остался один на один с мутно-белёсой пеленой, когда исчез и шелест. Будто находясь не в своём теле, он видел всё вокруг. Словно со стороны. И он увидел, как за его спиной появилась огромная вытянутая морда дракона. Шесть рогов на его голове делали зверя подобным коронованной особе, а светящиеся изнутри багровым глаза – похожим на безумца.

Из правого глаза медленно, словно сквозь вязкий воздух, стекла серебристая слеза. И как только капля коснулась поверхности пелены, окутавшей всё вокруг, по ней пошли круги, словно на воде от брошенного камня. Ирвинга зашатало, а волны становились всё сильнее… И вот его наконец-то отбросило… в реальность.

Ирвинг очнулся на коленях в чёрной саже. Обернувшись, он увидел, как лица его солдат стали синими, а рты открываются в напрасной попытке вдохнуть хотя бы каплю воздуха. Несколько солдат Лиги уже упали замертво.

– Лучник, взрыв, на десять часов! – хрипло крикнул Ирвинг. Хоть разум солдата и был далеко, рефлекс на команду командира сработал безотказно.

Лучник одним движением вырвал краснооперённую стрелу и лук из-за спины и, натянув тетиву, резко отпустил.

Взрыв словно прорвал тугую пелену. Тотчас те солдаты, что ещё были живы, упали на чёрный тракт, судорожно глотая пропахший кровью и смертью, но такой целебный воздух. Отдышавшись, Ирвинг поднялся на веранду одного из домиков и обратился к солдатам:

– Мы все знаем, кто это был! – Солдаты поднимались один за другим и внимательно прислушивались к своему предводителю. – Магистр был здесь, и вся его вшивая Заря тоже! Теперь это, – он указал на вывеску с выцветшей чашей, – будет моей личной местью! Пред вами, моими братьями, и перед всеми богами и демонами, живыми и ушедшими, я объявляю Магистра Зари своим кровным врагом!

– Грро! Грро!! – Взорвалась деревня боевым кличем его подчинённых. Теперь у отколовшихся от Лиги Клинков воинов появилась новая цель, появился смысл, ради которого стоило существовать. Ради которого стоило убивать.

Гномы были измотаны. Шёл к концу пятый день изнуряющего похода. Казалось, Император в один миг обезумел, заставляя своих воинов преодолевать почти по полсотне километров в день. И это в полном боевом облачении и без лошадей. На сон и еду гномы тратили хорошо если 4—5 часов в сутки, а личное время вообще было отменено.

Едва небольшая, но мощная колонна получила приказ устраиваться на ночлег, воины будто ожили. Император знал, что продлится это оживление недолго – едва охотники принесут дичь, костровые – разожгут костры а лагерные – поставят нехитрые шатры – все гномы упадут без сил. Хуже всего было часовым на границе лагеря да дежурным поварам, которые, в момент, когда все уже отдыхают, должны были готовить еду.