Любовь Сушко - Новогодние сны кота Захара. Сказки 21 века

Теперь крик всю округу известил.

– Алиночка, это мастер пришел, антенну устанавливать, мы с ним чайку попили, вот он и за дело взялся.

Соседка была наивной и несколько сдвинутой старой девой с именем Надежда, и ее кто угодно и в чем угодно мог убедить. Но мастер, которому пес прокусил и не отпускал руку, озверел совершенно, и орал, как резанный.

Алина посмотрела и убедилась в том, что ни телевизор, ни телефон не работают, что и требовалось доказать. Она набрала О2, предупредив Надежду, что и ее сдаст в милицию, если та позволит орудовать хоть еще одному такому мастеру.

– Но кто же мог подумать, такой солидный и порядочный человек, интеллигентный, вежливый, он мне такие хорошие стихи читал про любовь, – удивленно лепетала та, понимая, что во всем и виновата

Милиционеры приехали на удивление быстро и застали ту самую картину почти в первозданном виде.

– Это снова ты, – взревел сержант, – и как только ты успеваешь все это творить, прямо неуловимый мститель, и весь город тебя обидел, видно.

– Она предала меня, она променяла меня на какого-то Пианиста, – вопил мститель.

– Том, а почему ты этого типа так поздно учуял? – обратилась Алина к псу, ведь о нем я тебя особенно предупреждала.

И на самом деле, когда новоиспеченный поэт, очень хотевший у нее поселиться и жить с ней – он был уверен, что Алина только о том и мечтает, вернулся в город, ее предупредили о том, она понимала, что он не остановится, и будет как-то действовать.

Том молчал, отпустив голову.

– Я судиться буду, собака бешеная, и она меня покусала, – где-то на первом этаже орал не состоявшийся любовник, – ты мне заплатишь в суде Гааги за моральный ущерб, весь мир еще узнает.

Наконец Алина заметила и нового беса.

– Что-то ты на Стаса не похож, – удивленно говорила она.

– А я и не Стас, меня Макар зовут, и без меня вам с такими проходимцами не справиться.

– Ты тоже к нам жить напрашиваешься? – спросила Алина.

– А, по-моему, свой кусок хлеба с маслом я уже заработал, – гордо заявил Макар, – или кто-то по-другому думает.

Никто не осмелился бесу противоречить, особенно когда он был права, только поросенок подбежал и ткнулся ему пяточком в ногу.

– Вот и я говорю, что одинокой женщине, у которой есть такие знакомые странные, с ними и врагов не надо да еще в год поросенка, – он потрепал поросенка по загривку, – обязательно нужен бес – хранитель. Как можно на какие-то там бездушных ангелом рассчитывать, да и где они, ваши ангелы?

Алина, выслушав его речь, расхохоталась. Бес был прав, впрочем, за это время она успела уже убедиться в том, что бес если не всегда, то слишком часто бывает прав.

– Ладно, – поживем, увидим, – согласилась она.

– И думать нечего, соглашайся, пока я не сбежал к другой одинокой и беззащитной даме, – настаивал он.

Алина взглянула на кота Захара. Она знала, что если кто-то против бесов всегда выступает, так это именно ее кот. Но на этот раз он молчал, да и что скажешь.

А бес уже чинил проводку, вытаскивал гвозди, которые вбил очень старательно в провода безумный мститель. Его, конечно, забрали в милицию, но долго ли его там продержат, он вернется, а тогда без беса будет трудновато, – думал Захар, и остальные были с ним совершенно согласны.

Каждой одинокой женщине в год поросенка, которого долго ждали, но наступил он все-таки неожиданно, нужен был свой персональный кот, пес – но это то понятно, но в этом жестоком и непредсказуемом мире еще и бес персональный, без них трудно приходится. Сколько тут всего разного намешано, и не уследишь, только все вместе они смогут защитить ее от всех напастей, подстерегающих на каждом шагу.

Из комнаты раздавалась «Лунная соната», это Алекс сел к роялю. Какая же чудная была музыка, да и жизнь забавная штука, и закон вечен, когда кто-то где-то убывает, то в другом месте пребывает обязательно.

Чтобы не один мститель до вас не добрался, запаситесь котом, псом, и хорошо, если с вами будет и бес-хранитель. Без этой троицы трудно придется.

Хрюн уставился в монитор, так, что глаза стали еще больше, чем обычно, хотя казалось, что больше быть они уже не могут.

– Нашел, – победно завопил он, – вот она, родимая.

Заяц Степан робко выглядывал из-за его спины.

Спина была широкой, прочитать что-то очень трудно. Но он старался.

На его взгляд там не было ничего особенного – так себе средний графоман, вернее графоманша.

Он робко попытался это сказать.

– Правильно, если бы это мужик был, я бы пропустил, но ведь это женщина. Ей надо у плиты стоять, детей рожать, а она все туда же, в творчество. Давай ее к плите и детям ворочать.

Степан замялся. Он стал о чем-то догадываться, хотя пока не был в том уверен, потому и мялся. Да и вообще, при его такте, деликатности, под новый год связываться с женщиной.

– Посмотри, ни запятых на местах, а стиль, да ни одна свинья так не говорит и не пишет, а эта, ну ты посмотри только.

Степан посмотрел.

– А ее вроде читают, – пытался он вставить свое хилое слово. Но куда тут против Хрюна, а тот уже вошел в предэкстазовое состояние. Из ушей искры сыплются.

– Да такие же идиоты и читают, – выпалил Хрюн.

– Но ты вроде тоже читаешь, – робко отвечал Степан.

– Это моя работа такая, графоманов истреблять, приходится маяться, но компенсацию попрошу обязательно, как только с нею свижусь.

– Посмотри. Десятое произведение открыл, та же самая муть болотная, но я и это прочитаю, и другим покажу, они еще нелестнее моего отзовутся, давай поспорим.

– Так зачем же ты открываешь? – робко спросил Степан.

– Надо, пусть я помру тут же от скуки, уже вон пасть перекривило, но за настоящую литературу помереть можно, я не графоман какой-то, буду страдать дальше.

На лице Степана появилось недоумение.

Нет, он, наверное, был так туп, что не понимал чего-то очень сильно.

– Может, кого другого поищешь? – робко спросил он.

Предчувствия у него были какие-то нехорошие, а тут еще черный кот пробежал под окном, дорогу им не перешел, но кот от этого белее не стал.

– Не хочу другого, они еще хуже будут, – упрямился Хрюн.

– Ну, судя по твоим словам, хуже уже некуда, – снова заметил Степан, он старался увести своего друга от опасной черты.

– Я так не сказал, бывают еще хуже, – между делом, читая двадцатый опус, заметил Хрюн, – но как можно так писать, это же тихий ужас какой-то. Почему она должна так портить мой литературный идеальный вкус, ни рожи, ни кожи, ни стиля, ни грамматики, ничего нет, это же надо так творить!!!