Александра Гордеева-Фокина - Волшебник и птица

– Моя королева твой вопрос застрял у тебя внутри и когда ты задашь именно его, почувствуешь, что ответ там же где и вопрос, это путь сердца. Но тебе нужно думать не о себе. К сожалению или к счастью, ты рождена в тех, необходимых только тебе условиях… и ты не можешь устроить состязания, основываясь на «покажите мне то, не знаю, что», или «помогите мне найти себя, тогда выйду за вас». – Смеясь, внимательно смотрел на королеву старец. – Ты мудрец, вот ты и скажи мне, что я должна сделать, чтобы увидеть чистый дух и пытливый ум, благородство и чистоту… – Сочетания этих качеств, увы, редки, но не в нашем королевстве, здесь загвоздка, ты единственная королева, и короля или принца придётся приглашать из стран заморских. Это-то тебя и пугает, моя дорогая! Ты наслышана о дикости и варварстве, жестокости людей из-за моря, да так ли это? Какие они и чем живут? Возможно твой путь, есть соединение Севера и Юга?

– Мне кажется, что я видела то… то, о чём говорю, но боюсь себе в этом сознаться… – задумчиво произнесла вслух Нарада. Старец внимательно посмотрел на неё ещё раз. Взгляд королевы соскользнул и упёрся в Маяк…

– Вот теперь это похоже на правду, – грустно сказал Мильгард, – но ты не можешь так поступить с королевством, мы знаем, что тратя огромные деньги на образование страны, мы довольно скупы на оборону. Да, наши воины прекрасно подготовлены и у нас множество изобретений, заменяющих армию, но придёт тот, о кого даже мы разобьём свои головы. Подлость! Моя королева, на этом всё величие мира ломало свои ровные зубки, а предательство разрушало целые вселенные… Помни одно, всё, что мы делаем, предназначено лишь для огранки наших душ! – Но как можно пройти жизнь с тем, что не приносит радости нового дня? Как быть с тем, непонятно кем, когда стоит только протянуть руку, и там твоё отражение, половинка твоей души! – Ты, мы целостны по своей природе, но также склонны к самообману, выдавая желаемое за действительное, создавая видимость пустоты или пытаясь включить в свою целостность кого-то ещё – это самая глупая иллюзия. Здоровые отношения начинаются с целостности, всё остальное только попытка достичь желаемой гармонии без работы над собой, а так не бывает. Всё есть труд, и отношения между мужчиной и женщиной – один из самых тяжёлых… Но ты права, когда такой выбор был у меня, жизни с чуждым мне по духу существом, хотя и любимым, я предпочёл одиночество ордена. Я так и не понял до сего дня, страстью была моя любовь или всё же бессмертным чувством?! – Он так же, как и всегда, когда не мог ей помочь, потёр свои сухие, словно старые ветви, руки, пытаясь согреться. – Ты можешь провести с ним как можно больше времени или больше никогда его не видеть… смотри сама, как будет лучше для тебя, моя королева. Он галантно поклонился, оставив её у дверей Маяка… Охрана остановилась поодаль, вняв знаку его руки ждать. «Я бродила вокруг Маяка, не понимая, какую причину можно использовать для приезда королевы к нему? И если я начну с уловок, то всё остальное станет приторно мерзким, липким и никчёмным! Оно спрячет то, для чего я пришла, да и нет у меня времени, которое так необходимо ему, дабы разобраться в себе, тем более во мне». Она подошла к большой книге записей, раскрытой на полуисписанной странице и, поддаваясь порыву, стала писать маленьким и тупым карандашом, стараясь не думать, лишь изливать вне касания разума то, что есть: «Не могу себе позволить показать то, скрытое, возможно даже от себя, да, от себя в первую очередь… Любое желание рядом с тобой очень контролируемо, просчитано, чтобы не пробудить в себе то, что действительно – стремиться к тебе! Я так боюсь боли расставания, что гоню встречу прочь… Ещё я боюсь, что не смогу расстаться с тобой, а причины к этому всегда будут у таких полярностей, как мы… Я всегда любила тебя, ждала, не видя, не зная, но ясно чуя, что своё узнаваемо в любом обличии… Просто не понимаю теперь, как совладать со всеми этими… огромными… слишком сильными для меня… Я не прошу ничего такого, что ты не можешь мне дать, и не предлагаю того, чего не смог бы принять ты… Не желаю никаких обещаний, клятв. Мы никогда не говорили об этом! Ты никогда не знал, насколько я старалась погасить… или знал?.. вытравить всю человечность, только бы перестать чувствовать эту силу притяжения… Почему мы не остаёмся рядом с теми, кто готов быть рядом или не готов?… неважно, сколько и как продлится наше время… но проведи его со мной». Она оставила книгу открытой и сломя голову вылетела прочь, отбирая у удивлённого старца коня, без единого звука запрыгивая в седло, с красными пятнами на щеках, безумно горящими глазами… никому! Такого не пожелаешь! Бешеная королева унеслась в свою башню, чертыхаясь и сбивая всё и всех на своём пути…

Фрейр принял послание лично. Сыновья были на охоте, и можно было не делиться новостями… всё вкусненькое самому… Небрежно отковыряв печать, которую, видимо, ставили в спешке, и половина бумаги была испачкана растекшимся сургучом. Он вышел в средних размеров холл, ведущий на громадный балкон, весь уставленный цветами и большими кувшинами – красиво, сладенько, но много… очень много… Плюхнувшись на софу в предвкушении, оттягивая удовольствие, налил себе бокал густого красного вина, он уже знал, что в письме то единственное, такое долгожданное, которое изменит это его унылое одиночество на краю земли в густых лесах, вне почестей и его любимых ролевых игр, в которые волей-неволей попадали все без разбора. Отставив бокал в сторону, он нагнулся и поднял упавшее в его задумчивости письмо и уставившись на буквы, лишь для подтверждения догадки, растёкся в торжествующей улыбке. «Ей нужен король», – гласила записка. Теперь всё зависело только от него и его правильных, чётко продуманных действий. Какой король мне подойдёт, Какой король ей вырвет душу, Из пасти девы вынет нож

И станет нам потом не нужен…

Насвистывая, пританцовывал колдун, распивая вино, с самодовольной улыбкой скакал вдоль своего греческого балкона, заставленного слишком большим количеством ваз и кувшинов… – Слишком много… – подумал волшебник, – слишком много всего… мне предстоит…

Рудра спускался, откликнувшись не столько на звук, сколько на ощущение чьего-то присутствия. Он видел и чувствовал каждую пылинку своего убежища… будто обладая щупальцами, упирающимися в любую стену, шкаф, всякую деталь дома, отвечающими ему взаимной связью и сохранностью порядка… Этим кем-то был не Лурро – старик был вполне самодостаточным, знал все входы и выходы, в особенности расположение погреба с вином и запасами сыра. Нет это был не он… Драконы днём спали, не выносили жару и солнце воспринимали только ближе к закату или на рассвете… Спускаясь по ступеням, он, вспомнив Астею, сразу отмёл эту мысль: девчонка сразу сбежала, только пятки сверкали… Миновав прозрачную полукруглую залу, он направился к двери, ведущей на обзорную площадку, заставляя себя не бежать в трепетном поднятии духа, да и приподнятого настроения… Улыбаясь, как дурак… стоял и смотрел сквозь всё остальное на белые бумажные страницы, покрытые неровным детским почерком… в голове пульсировали целый ряд железных дровосеков, не давая возможности собрать их всех и выкинуть разом… ну чтоб не задолбали окончательно… Очень осторожно, удручённый опытом исчезновений увиденного самым обычным, волшебным образом, он легонько потрогал страницу, потёр меж пальцами и перелистнул. С обратной стороны ничего не было… Совсем пусто, зато эта блестела серым карандашом и бликами чужих чувств… «Ты ещё понюхай», – он попытался разрядить сам себе обстановку, а юмором можно как раз прикрыть те места, что так нелепо открылись и выпирают наготой… – Да давай, уже читай, – снова сам себе сказал он почему-то вслух…