Михаил Вербицкий - Тропа тунеядцев – 4. Книга вторая. Эшелон. Часть вторая. Космическая сага

– Выпить, есть? – Не давая вновь прибывшим отдышаться, спросил Энрике.

Двое молча помотали головами, а один, от неожиданности, раскололся и полез во внутренний карман.

– Вот, это я понимаю! – Сказал испанец, принимая миниатюрную фляжку, из рук, в руки.

Пристально вглядевшись, он спросил:

– Ганс, ты?

– Я! – Шепотом, отозвался Ганс Тилли, атташе из Австрии.

Приложившись к фляге, Гонсалес разглядел двух оставшихся. Это были – словак Стоянский и словенец Вуячич.

– Чего рванули? – Поинтересовался Гонсалес.

– А, вы, что ничего не видели?! – Спросил Тилли, принимая обратно, пустую посуду.

– Тут, что-то непонятное происходит. – Сказал Вуячич.

– И ходит! – Добавил Стоянский.

– Так – аномалия! Чего, вы, от нее хотели? – Усмехнулся Гонсалес.

– А, эти – чего? – Поинтересовался Тилли, кивая, на две фигуры, застывшие впереди.

– Не шепчи. Можешь говорить громче. Они не слышат. Или, почти, не слышат. – Ответил Гонсалес и, в благодарность, за живительный глоток, выдал немного информации:

– Они, в данный момент, вроде, как – в параллельных мирах.

Ходинский недовольно хмыкнул.

– Ладно, Николай. – Успокаивающе сказал испанец. – По всей видимости, нам, тут вместе, до утра, торчать. Пусть, хоть успокоятся, немного. А, то шарахаются, как молодые кони. Все ноги оттопчут.

Дальнейшее наблюдение производили уже впятером.

Присоединившиеся товарищи, проявляли к происходящему живой интерес. Они ловили каждое слово Геннадия Петровича и Майера. Вуячич, даже достал блокнот и стал, лихорадочно листая страницы, наощупь записывать. Видимо у него существовала надежда, что на досуге, эксперты-криминалисты расшифруют эти словенские руны.

Вскоре мимо группы исследователей прошли трое инопланетян. Эти принадлежали к виду «большеголовых». Еще, через какое-то время прошли еще двое «шуршащих». Потом двое внешне вполне обычных.

– Каким способом они подзаряжаются? Как вы думаете? – Поинтересовался Майер, у господина Мирошниченко.

– Ну, не от розетки – разумеется. Я думаю, их в физраствор погружают. Они, там, плавают, пока не очеловечатся.

Вуячич писал, лихорадочно листая страницы блокнота.

В отличие, от троицы свежеиспеченных «уфологов», Ходинскому и Гонсалесу, это все, вскоре примелькалось. Гонсалес, от тоски, даже стал проводить научные эксперименты. Он несколько раз подходил, к находящимся в другом измерении, и водил рукой у них перед глазами.

Пространственно-временное смещение, у белоруса и немца, видимо было неполным. Это было видно по тому, что на движения руки они реагировали. Реагировать, реагировали, но очень вяло. Продолжая вглядываться в открывающиеся континуумы, Мирошниченко и Майер, отмахивались, от Гонсалеса, как от назойливой мухи.

Испанцу, вскоре, все надоело. Вдобавок, снова подкатила тошнота. Хотя ночь была довольно теплой, его начал бить озноб. Даже не озноб – накатили непонятные конвульсии.

– Ты остаешься? – Спросил он у Ходинского.

– А, ты – что?

– Пойду, я. Мочи моей больше нет. Визуальных впечатлений, с меня – достаточно. Вдобавок, колотун начался. Надо конкретно разбираться, как, мы, вначале планировали. Завтра в город не поедем. Застолбим участок и выясним все досконально.

– Значит – пойдешь?

– Пойду. Только не домой. Сразу к дозорным загляну. В таком состоянии, я не доберусь, до угла проживания.

– Ты смотри, там….

– Не учи ученого. – Тихо сказал Гонсалес и громким шепотом, так, что бы было слышно остальным, добавил:

– Прошлый раз не успел узнать подробно, насчет этих, непонятных прохожих. Пойду – поспрашиваю.

Когда он двинулся в сторону темной полоски отдельно стоящих деревьев, словак, словенец и австрияк проводили его долгим настороженным взглядом. Тилли, даже достал компас и, включив подсветку, засек направление движения Гонсалеса.

Гонсалесу было легко ориентироваться и без всякого компаса. Кроны деревьев отчетливо просматривались на фоне зарева, встающего над лагерем спасательной экспедиции. Там, происходило что-то необычное, но – что, выяснить можно было только завтра. Идти туда в темноте, не имело смысла. Можно было, запросто, напороться на патруль и быть высланным на родину.

Лагерь «Росскосмоса»» гудел. В эту ночь, вся жизненная энергия экспедиции была сосредоточена возле эшелона. Там все было залито светом прожекторов. В их ярком освещении, еще ярче сверкали разряды многочисленных сварочных аппаратов. Составы переформировали, еще днем и теперь было видно, что на путях, ближе к лесу, люди работают, не покладая рук. Один из рефрижераторных вагонов был разрезан по периметру, верхняя часть снята и теперь там крепили непонятную космическую штуковину. На платформах, крепили, такие, же, непонятные металлические теплицы и еще какие-то механизмы. Слышались громкие голоса рабочих. Начальство бдительно следило за производственным процессом, прохаживаясь вдоль составов.

Если бы в это время кто-нибудь из шпионов заглянул сюда, то смог бы увидеть отряд космонавтов курсирующий, взад-вперед вдоль вагонов стоящих на первом пути.

Но шпионов поблизости не было. Наиболее активные или уехали в Минск, отчитываться за проделанную работу, или созерцали параллельные миры, в обществе Геннадия Петровича.

Только майор Злыдник, на пару с обворожительной девушкой, прогуливаясь по краю освещенного пространства, наблюдал за этой деловой суетой.

Утренней побудки в лагере «Росскосмоса» не было. Почти никто в лагере не спал с самого рассвета. А, кое-кто вообще не ложился.

К этим категориям не относился полковник Калабалин. Как ни странно, в эту ночь ему удалось отдохнуть. Видимо дело было в том, что лагерь космический, за один день превратился в лагерь военный. А, под шум здоровой армейской суеты и неразберихи, полковнику всегда спалось удивительно хорошо. Эта привычка выработалась у него еще в армии, когда он спокойно засыпал, на верхней полке склада, под грохот солдатских сапог и рев моторов.

Накануне вечером, когда приехали прокладывать кабель белорусские «фирмачи», он какое-то время постоял в толпе зрителей, которые живо обсуждали это событие и спорили о предназначении большого оркестрового барабана, который белорусы выгрузили на опушке, вместе с другим инструментом. Еще зрители бились об заклад, когда белорусы навернуться – сразу или опосля.

Кабель протянули под проволочное ограждение, конец затянули в лес, но ничего страшного не произошло. Один из рабочих скрылся в чаще, и катушка стала интенсивно разматываться, словно там под сенью деревьев заработала мощная лебедка. Когда первый барабан кабеля подошел к концу, один из рабочих, схватил с земли барабан музыкальный и, несколько раз, ударил в него. Вращение деревянной катушки остановилось, кабель лег на траву. Рабочие нарастили конец, присоединив кабель со второго барабана. После этого специалист, который отвечал за музыкальное сопровождение, достал из кабины литавры. Медный звон поплыл по окрестностям и процесс прокладки возобновился.