Озем - Тьма и Укалаев. Книга 2. Части 6, 7

Микушин – Эти последыши брежневской номенклатуры беспомощны – им все в клювик надо положить и протолкнуть, а они проглотить соизволят…

Краулин – Критикуешь? А ты сам чего достиг, чтобы свысока смотреть? Пока в активе только выгодная женитьба. Меня не станет – и тебя как не бывало никогда. Рано ты Виктора хоронишь – брежневская школа ему не в укор.

Микушин – Юрий Семенович, я, конечно, ценю вашу прямоту и объективность – бодрит и вдохновляет! Мне этого страх как не хватало в Укалаеве!

Краулин – Ценишь? Ну, то-то же. Обиды не выказывай – не девочка. В деле важно сохранять трезвую голову… И вот теперь по делу. Как у нас все складывается? Только правду – не нужно мне туманных заверений.

Микушин – Правду хотите? Пожалуйста! С чего начнем? Прежде всего, ваши ставленники очутились редкостными идиотами. Вопиющий случай. Выигрышную партию они профукали. Конечно, вмешались еще эти дикари из Котутя и внесли свою долю идиотизма. Но что-то мне подсказывает, что даже без рунальской мистики Коренев с Федоровым лоханулись бы.

Краулин – Все так плохо?

Микушин – Еще хуже, чем вы можете представить. Коренев проводит свою компанию в оголтелом совковом духе. Типа партия – наш рулевой, Москва за нами; еще нет бога, кроме Аллаха, и я, то бишь Коренев, пророк, надежда и ваш единственный выбор. Причем все именно так в несусветной мешанине – попробуешь и даже не рвота, а из другого места… Ну, не дано ему свежих идей… Нет, довелось бы по-умному обыграть советскую ностальгию – здесь это встретило бы понимание. Нынешние порядки укалаевцам ненавистны. Мне сейчас пришло в голову, что даже внешние детали можно было бы использовать – например, Виктор Васильевич надел бы шляпу, строгий костюм, зачесал бы волосы назад – или что там у него от волос сохранилось – и нарочно выражался бы косноязычно – получился бы вылитый Леонид Ильич! Вам как?

Краулин – Этот еще придурок!..

Микушин – Правильно. Все пытается под себя загрести. Прет напролом, благо башки не жалко – нечего жалеть… Так при Сталине не агитировали. Ладно бы он до конца придерживался своих методов – давить и не пущать. Но он же истерит – противно, по-бабьи. Сейчас при одном упоминании душки Седона Коренев становится красным как помидор, заикается. Говорить с ним спокойно и разумно? Он скоро драться начнет. В его избирательном штабе самый разумный человек – его родственница, городская чиновница Зотуша – совдеповская кариатида с начесом…

Краулин – Господи, за что мне это… Кретины, какие кретины!

Микушин – Но Коренев – еще умничка в сравнении с Федоровым. Вот тот съехал всеми извилинами. На глазах целого города.

Краулин – Он чего?! Куда съехал?

Микушин – В замечательное местечко – в поселок аборигенов Котуть. Влюбился в девчонку младше его на сороковник – не меньше. Испепеляющая страсть. Она с ним потешкалась, а потом охладела и лишила сладкого. Наш бычок взыграл! Забыл про все на свете – жену, директорское кресло, деньги, разум… Я же говорю – кабздец! Пьет каждый день и за рыжей девкой бегает, умоляет. Общее посмещище… Только эта комедия стала больше напоминать трагедию…

Краулин – Виталий, вы там белены объелись?

Микушин – Тут вместо белены – вещь такая – харза. Сильное действие. Чистый наркотик.

Краулин – Он еще и употребляет?!

Микушин – Да что вы?! Я-то считал, что ему все любовь заменяет.

Краулин – Федор на все наплевал? Даже на Катю?

Микушин – Катю? Ах, Екатерину Николаевну? Жену законную? Плюнул, плюнул! А вы чего беспокоитесь? ну, будет у него другая жена – гораздо моложе. Укалаевки своеобразные – на любителя. Привезет в Устан и познакомит – сейчас это быстро делается…

Краулин – Постой, ты мне не врешь?! Чтобы позлить?

Микушин – Я?! Как на духу… Дира сияние!

Краулин – Ты, наверное, удовольствие получаешь? Твоя поездка превратилась в увеселение.

Микушин – Я не виноват. Проклятое место. Сюда приезжаешь, твои мозги перекручиваются – и ты становишься нормальным для туземцев. Ничему не удивляешься – вавукры, пуоры, пещеры, невесты и лошади – да порядок! Диррический портал – восхитительное зрелище! Впечатлений на всю жизнь.

Краулин – Довеселишься скоро, дурачек. Как вместе на бобах окажемся. Жизнь круто заворачивает – что там твои раньки? Думаешь, что мне все просто досталось – между делом и между смехом? Я пахал как проклятый! Поболе, чем твоя лошадь!! Тьфу… Теперь твердыня рассыпалась, и что – на обочину? в хлам от прежнего режима? Вы так и относитесь! Субчики молодые! Шустрые вы больно, и уже приготовились острыми зубами рвать! Только у тебя в пустоту получится, если тесть – того…

Микушин – Юрий Семенович, я не смеюсь. Что делать-то?

Краулин – Думать надо. Как выбраться из того дерьма, где мы барахтаемся. И ты тоже, между прочим!

Микушин – Я на подхвате. Мелкая рыбешка. Плещусь, бью хвостом и плавниками, беззвучно рот раззеваю, но ничего не решаю.

Краулин – А ты и докажи, что не пустомеля. И что дочь моя не зря тебя в мужья взяла.

Микушин – Вы как-то странно выражаетесь – взяла. Будто я вещь. Взяла, использовала и выбросила. Напрашиваются обидные ассоциации…

Краулин – Чушь!. Жанна без тебя в Устане быстро соскучилась, собралась и полетела в Укалаев – я был против. И как в воду глядел. Что застала здесь моя девочка? Чем ты занимался? Приятельствовал с одним вертопрахом из Устана – Богданом Тенишевым. Знаю я его, он из Жаниных сокурсников! После института ни дня толком не работал, называл себя журналистом, свой материал – слухи, сплетни – собирал по разным сборищам, клубам, ресторанам, помещал заметки в рубрику Светская жизнь. И даже тогда у него возникла масса недоброжелателей – из тех, кто с ним вместе пил и безобразничал… Какая светская жизнь в Устане?! Вас, молодых жеребцов, надо в колхозы посыласть и в ярмо ставить – попахали бы! Жаль, что все рухнуло… Даже Богдану надоел светский Устан до чертиков – сбежал, приняв предложение Коренева – тому, видите ли, понадобились умные современные замы, дабы самому ретроградом не прослыть. Перестройка тут еще случилась… Напрасно ты ему доверяешь – Богдан прежде тебя ухаживал за Жанной и даже ко мне приходил просить ее руки.

Микушин – А вы что?

Краулин – Я, конечно, рисковал, согласившись на ваш брак, но я же не сумасшедший?! Этот Богдан с его рыжими патлами, пустословием, наглым хохотом и самомнением размером с Джомолунгму совершенно не пара Жанне. Ей нужна нормальная жизнь, дети, муж – надежная опора, достойный член семьи, а не лазутчик в чужом стане…

Микушин – Как вы меня живописали… И я думал, что женюсь, и будет у меня ласковая жена, детишки, теплый дом. Как мы с вами оба ошибались, Юрий Семенович?!

Краулин – Ты чего? Чего?! Обалдел? Забыл все рамки?! Позволяешь себе!!