Андрей Аликсеев - Мир Умбра

На этом как раз весь дневник и закончился. Так, немного назад, вот здесь где-то он пишет, что Ян сидит в аське. Есть аська на планшете? Есть. Иииии!!! Ян в ней тоже есть. Правда «не в сети», но я подожду. А пока внимательно изучу, что там про метку и перемещения написано.

Не знаю, верить этим запискам или нет, но странные безделушки Тарас пару раз в последнее время показывал. Хвастался, что каждая состояние стоит. И, в конце концов, в руку то он мне точно что-то вложил, уж эти ощущения я никогда не забуду.

Значит Тарас и его отец смотрели на картинку, представляли себя в том месте и кололи ножом в центр ладони. Нож нужен обычный или специальный? Воображение у меня очень хорошее, представить себе могу какой угодно уголок. А если вдруг сработа-ет? Я не хочу попасть к каким-то сторожам-убийцам.

Интересно, почему метконосцы никогда не пытались здесь попутешествовать? Или это невозможно и «Метка» – билет на рейс только в одну точку, в этот их «Мир Смерти»? Хватит размышлять, пора эксперимент поставить. Моё недоверие ко всей этой дребедени не мешает ткнуть чем-нибудь острым в ладонь и представить себя в любом памятном мне месте. Я задумался, какое из мест в городе мне настолько врезалось в память, что можно вспомнить, как наяву? Да миллион таких, можно попробовать любое. Вот, взять, к примеру, Юсуповский парк. Или нет, Апраксин двор. Стоп! Сенной рынок – вот отличное место для пробы. В сутолоке никто и не заметит, как я появляюсь и пропадаю. Если, конечно, вообще что-нибудь получится.

Закрыв глаза, несколько секунд посидел в тишине, послушал, как скрипит пол у соседей сверху, как завывает о рюмках Лепс где-то сбоку. Потихоньку звуки стали отдаляться и затихать, тогда я сосредоточился и мысленно произнес: «Рынок». И тут же вспомнил его.

Только не Сенной, а удивительный и неповторимый базар Хургады. Когда мне было девять лет, у папы случилась какая-то невероятно выгодная халтура. Денег хватило на переезд из коммуналки в эту замечательную квартиру, на капитальный ремонт и обстановку, да осталось ещё и на поездку в Египет. В памяти от того отпуска мало что осталось – только бескрайняя радость, ощущение полного счастья и невообразимого кайфа. Отель, бесконечные пляжи, соседи-туристы, новые друзья из разных городов и стран, пирамиды и музеи для меня за прошедшие годы сплелись в какую-то пеструю ленту. Но вот одна экскурсия меня потрясла и врезалась в воспоминания навечно, как египетские иероглифы в каменные таблички.

В один из дней нас отвезли на местный рынок и этот вояж как громом меня поразил. Никогда до того дня я не мог и представить, сколько всего вкусного, красивого и яркого может быть собрано в одной точке. В те времена наши магазины были еще маленькими, серыми и убогими, с крайне скупым набором продуктов. Правили бал убогие ларьки и палатки. А здесь была фантасмагория вкуса и цвета. Бочонки оливок, ведра пряностей, зелёные пирамиды арбузов и лотки фруктов от пола до потолка. Гроздья винограда и бананов свисают прямо над головами, красные ряды клубники, жёлто-коричневые ананасы и ярко-оранжевая хурма. Мешки со специями, мешки с орехами, мешки со сладостями и мешки неведомо с чем. А ещё разноцветные наряды, местные сувениры, навязчивая громкая музыка…

Почему из всех невероятных впечатлений того лета запомнилось именно это? Не знаю. Но только стоит прикрыть веки и я снова в шумной яркой толпе туристов, а вокруг лотки, лотки, лотки. Темнолицые продавцы звучно зазывают к себе, размахивая руками, как ветряные мельницы. Многие даже пытаются говорить по-русски, смешно коверкая слова. Ароматы пряностей смешиваются с волшебными запахами фруктов и восточными благовониями и тут же перебиваются амбре от толпы изнывающих в жаре продавцов и снующих между рядами покупателей. Это вавилонское столпотворение людей, товаров, звуков и запахов настолько разительно отличалось от всего виденного до этого дня дома, что покорило меня сразу и безоговорочно. Волшебство Востока и рынок в Хургаде для меня стали близнецами-братьями, теперь истории про Аладдина и Синдбада наполнились для меня новым смыслом, заиграли яркими красками.

Я потряс головой, и видения растворились. Рынок-то я запомнил навсегда и это одно из самых светлых воспоминаний о детстве. Но и самое тёмное, самое жуткое воспоминание сохранилось у меня из той же поездки: возвращение на самолете. Причём ничего конкретного. Только липкий ужас, холод и тьма. Именно с тех пор я панически боюсь самолетов и стараюсь без веских причин никуда далеко от дома не отлучаться. А вот родители ничего такого страшного про полёт не помнят. Сели, взлетели, поели, уснули, проснулись, прилетели, всё. Мама только обратила внимание, что мои, как она говорит, «василькового цвета» глаза стали почти чёрными. Только на следующий день родители заметили, что я заикаюсь и часть лица как будто замёрзла – не получалось нормально улыбнуться и опустить слегка приподнятую бровь. Проблемы с речью через полгода прошли, но лицо так и не ожило. Уж по каким только врачам меня не водили, всё без результата – «следствие пережитого нервного потрясения» и «лечению не поддается».

Поначалу было тяжело – задразнили «уродцем» и во дворе и в школе. А дальше – лучше, отсутствие мимики сыграло большую роль в уличных играх. Тогда ещё не было по домам компьютеров, смартфонов и приставок. Во всяком случае, у меня и моих приятелей ничего подобного не водилось. Мы гуляли, а не сидели перед мониторами, носились по дворам, шалили, безобразничали, даже пытались подрабатывать мойкой машин. Времена были очень тяжёлые, но счастливые. Из меня получался неподражаемый индеец с самой невозмутимой физиономией. Ну, или народный мститель-бандит, типа Багрова. Я даже не очень расстроился, когда меня постригли почти налысо (после вспышки эпидемии педикулеза в школе), а нашёл старые папины очки пловца и стал изображать Риддика.

Вот тогда я понял, что застывшее лицо – это благо. Мне стали приписывать черты характера, которыми раньше я не обладал. Удивительно, но чувство уверенности, спокойствия, хорошая выдержка и хладнокровие стали для меня абсолютно естественными. Расправились плечи, изменилась походка. И даже учителя стали относиться ко мне лучше, ставили остальным в пример. Правда, друзей это мне не прибавило. Приятели были, товарищи по играм, кореша на подработке. Немного завидовали моим успехам, немного побаивались. Тем более что я стал заниматься спортом, быстро окреп и легко мог дать сдачи даже старшим ребятам. Как раз тогда, откуда-то из Югры, приехали Тарас с мамой.

Достаточно предаваться воспоминаниям, пора бы и делом заняться. Где-то у меня есть маленький швейцарский ножик. А, вот он! Открываю маленькое острющее лезвие и быстро, пока не успел испугаться, чирк по руке. Мама дорогая!!! Будто вывернули наизнанку и обратно. Пару раз. Наждачкой по нервам. Меня чуть не вырвало прямо на пол. По линиям на ладони проступил и змейкой заструился свет, складываясь в замысловатый рисунок. Что-то вроде странной пентаграммы, переливающейся под кожей. Подробно рассматривать замысловатое сияние я не стал, а постарался сосредоточиться на застывшем в моей памяти образе рынка Хургады. Блин, до чего же жарко-то, надо бы проветрить. Ёшкин кот!! Я же уже в Египте!!! Мурашки пошли по коже. От страха я тут же рефлекторно ткнул в себя лезвием. Накрыло такой мощной волной боли, что все мышцы скрючило-скрутило-свертело, и я в изнеможении рухнул на пол уже в своей квартире.