Татьяна Лемеш - Путь пешки. 7. Петля

Я так хорошо все это знаю, потому что у меня был …друг среди первородных. Мы были почти одного возраста, и мне с ним было очень интересно. Он с удовольствием устраивал мне экскурсии по их ярусу. Да, ты верно понял, остроухий – он был мне не просто другом…»

И знаешь, Тань, стоит он, этот старый гном и чуть не плачет. И так мне его жалко стало, и сразу все понятно, даже без всех этих Апрелевых способностей! Так вот, что он дальше нам рассказал:

«Внизу мы сделали лаборатории, металлургический цех, производство стекла, ткани из древесного волокна – ее нам нужен был минимум, так что сырья хватало. И многое, многое другое. Также на нижнем ярусе купола находились очистные сооружения для воды, в том числе и для ее заморозки. А позже все это оборудование использовалось для совсем других целей – ты уже знаешь об этом, бледноглазый? А остальные материалы и сырье мы добывали здесь, в этих древних пещерах… Ведь место для купола было выбрано не случайно. Соты вообще-то предназначались для компактного хранения всяческих инструментов и нужного инвентаря. Мы никогда бы и не подумали, что там будет кто-то жить! И вообще, подземный ярус не планировался как жилье для кого бы то ни было, там ведь даже инсоляции не предусмотрено!

А жили и мы и люди на наземном ярусе. Немного тесновато, но учитывая катастрофу снаружи – можно и потерпеть. Мой народ занимался техническим обслуживанием купола, его совершенствованием. Мы все с душой относились к этому, ведь это было наше Убежище. Мы постоянно горели обсуждением новых идей, согласовывали их с первородными, а они выдвигали встречные решения – все вместе мы пытались как-то улучшить нашу жизнь.

С людьми мы тоже пытались контактировать, но они отвечали вяло. Ведь сейчас, в куполе, они остались не у дел и на их долю выпала только неинтересная, рутинная работа – уборка, пошив одежды, приготовление пищи и… много-много вынужденного безделья. Нет, ну если кто-то хотел сменить занятие – то мы не возражали, но они почему-то почти не проявляли инициативы. Это так похоже на людей – ничего не предпринимать самим и при этом обвинять кого-то другого в том, что все плохо!

Шли годы, понемногу мы притирались друг к другу, но иногда конфликтовали с людьми, ведь живя бок о бок – всегда находилась пища для раздоров. Пару раз возникали серьезные …ссоры, даже с кровопролитием – и тогда первородные спускались и успокаивали всех нас. Они просто стояли группой с закрытыми глазами, нахмурив лбы, и молчали. А агрессия вокруг них сменялась расслабленностью.

Люди всегда были чем-то недовольны. То тем, что едят годами одни растения – но конструктивных вариантов не предлагали. То с обидой кричали – почему, мол, первородные живут в садах, а они здесь, в тесноте? Им внятно и доходчиво объясняли, что во-первых – они не смогли бы так ухаживать за растениями и получать такой урожай, а во-вторых – их просто-напросто слишком много и жилось бы им там некомфортно.

Как же все относительно – знали бы они, как будут жить их, а тем более наши потомки!

Первородных же всегда было мало – очень немногие добрались именно до нашего купола, да и вообще, при своей такой долгой жизни они очень вяло размножались – то ли не могли, то ли не считали нужным… О геометрической прогрессии не было и речи, об арифметической – и то с трудом. Их женщин у нас были единицы, видимо, немногие успели уйти с мест затопления. Они не хотели общаться с нами и людьми и я лишь изредка, когда бывал в гостях у Лориэля, замечал среди лиан и деревьев силуэты этих прекрасных созданий. Чтобы было понятнее – скажу, что общая численность населения верхнего яруса тогда составляла около тридцати человек, с учетом детей и женщин. Точнее я не знаю.

Мы тоже не спешили размножаться, учитывая стесненные обстоятельства нашей жизни. А вот людей это не останавливало. Я рос среди них, я играл вместе с их детьми – и я слышал и видел многое… Видел, как наши горняки уступили свое помещение женщине с пятью детьми, потому что понимали, как ей трудно в такой тесноте… Видел, как стекольщик с радостью и энтузиазмом набирал учеников как среди нас, так и среди человеческих мальчиков, несмотря на то, что они …менее сообразительные. Как горняки-мальчишки отдавали свой паек фруктов человеческим детям – при одинаковом возрасте они были настолько слабее и мельче!

Видел, как первородный, спустившись к нам, пригласил всех детей наверх. Он стоял среди толпы людей и горняков – такой благожелательный, такой прекрасный, с длинными пепельными волосами и сияющими яркими глазами и старался ответить на все их вопросы, невзирая на желчность некоторых. Он ведь чувствовал их отношение, их постоянную зависть и недовольство… Но пытался отвечать добром на зло, пытался погасить их гнев. И у него это получалось, хотя даже я видел, как он бледнеет, отдавая нам свою энергию, как устало смотрели под конец беседы его глаза.

Этот день я помню до сих пор, ведь тогда я впервые побывал у них, в волшебном саду. У меня не было ни отца, ни братьев и сестер, а только мать. У большинства из нас были разрозненные семьи – кто-то смог спастись от катастрофы, а кто-то и нет. Но я был любознательным ребенком, и тогда, в двенадцать лет, бегал за всеми мастерами по очереди, пытаясь найти себя.

И вот я стою и с восхищением смотрю на это …волшебное существо. А он уже так устал от постоянных претензий и жалоб, которыми засыпали его люди! И видно, почувствовав мой взгляд, удивленно так оборачивается и лично мне искренне улыбается. Я и замер в восторге. А он мне протягивает руку и говорит: «Пойдем с нами, я покажу тебе нашу жизнь.» Так за руку и завел в лифт меня и еще десяток детей разных возрастов – и наших, и людей. Кстати, человеческие родители не любили такие экскурсии – ведь между собой они все ругали первородных и не хотели, чтобы их дети увидели правду. Мы поднялись, а Лариэн – так звали этого первородного – прямо вздохнул с облегчением, ступив под сень деревьев и улыбаясь им, как старым друзьям. Потом присел передо мной, имя спросил, о родителях, а потом и говорит: «Твоя душа чиста и открыта, маленький горняк. Если хочешь – ты можешь приходить к нам в гости. Мой брат все вам покажет.» Потом так глаза закрыл, немного помолчал и опять открыл и улыбается. А из-за деревьев выходит мальчик, почти как я, чуть старше и спрашивает у него: «Ты звал меня, брат?» Тот отвечает: «Лориэль, покажи все этим детям, и угости фруктами. А это Креон. Ты видишь?» Мальчик на меня так удивленно смотрит, ресницами машет и прямо расплывается в улыбке. А потом за руку меня схватил и повел все показывать…»

В этом месте, ребят, Креон совсем расклеился – так горько рыдал, прямо сердце разрывалось от жалости. Сайян на него растерянно смотрит, а я Апреля прошу: «Ну сделай что-нибудь, ты же можешь!» А Апрель от всех этих историй просто в шоке сидит с круглыми глазами. На Креона поглядел, ладонь на голову ему положил и тот стал успокаиваться. А потом гном Апрелеву руку с головы берет, ко лбу прижал и уже молча плачет, слезы градом… Ну, мы сидим и ждем. Поплакал он, пошмыгал, а потом и продолжает: