Александр Сигалов - Жгугр. Будем жить! Сказка для взрослых

– В жопу этих гребаных туристов, – ругался Петр, – ни один турист херов не хочет фотографироваться!

– Не надо их так, они наши деньги! Хотя в доле истины тебе не откажешь: деньги какие-то мелкие! – отвечала Екатерина, аристократично покачивая веером.

«Какая муха ее укусила? – недоумевал Саша, все еще держа в руке непочатую банку „Ягуара“, – так радостно меня встретила, и на тебе!»

Саша открыл жестянку и выпил пару глотков, но захмелеть больше не получалось – всю пьянь как дождем смыло. Слегка поразмыслив, Саша достал смарт.

«Ты где?» – набрал он смс.

«На Конюшенной», – пришел ответ.

«Где именно?»

«Найди меня :-)»

«А если не найду?»

«Значит, не судьба!»

– Она играет со мной, как с котенком! – возмутился Саша. – Что ж, подыграю ей! Если не встретимся – не буду ей больше ни писать, ни звонить, ебись оно конем! А если.. значит судьба?

Действительно, оставалось положиться на провидение – ведь и правда, по нераскрытому закону мироздания самые важные, самые нужные человеку вещи происходят случайно, не «нами», а «с нами», в то время как тщательно подготавливаемое и планируемое зачастую оборачивается унылыми фекалиями. Жизнь указывает, мордой тычет, как нашкодившего кота в свежие ссаки – не дергайся, человече, положись на меня, все равно твои планы, чаяния и надежды и отчаяния суть пустота и суета сует. Аннушка, трамвай, масло.

– Японский городовой, как же задолбали эти дети Орды! – в сердцах воскликнул Петр Алексеевич, только покинутый организованной группой узкоглазых в тридцать душ. – При мне такого безобразия не было!

– Да, «задолбали» – не то слово, болванчики фарфоровые! – вежливо вторила ему Екатерина Алексеевна.

Саша встал. Перешел мост. Оставив за собой глянцевые рестораны и сувенирные ларьки Конюшенной площади он вышел к набережной Мойке. Несмотря на стоящее в зените солнце, там было удивительно малолюдно. Лишь двое подвыпивших англичан пели Стинга стоя на Большом Конюшенном мосту, набивая ритм на самодельном маракасе. «I am an Englishman in New-York..» – летело над городом. Алины нигде не было. Саша вернулся назад и по Большой Конюшенной направился к Невскому, разглядывая по дороге веранды многочисленных летних кафе и баров. Здесь люди кучковались, как семечки в арбузе: они болтали, курили, пили кофе, доедали свой сандвич с ветчиной и гуакамоле, искали что-то в свои планшетах, обнимались и радовались солнцу, но Алины среди них не было. Саша дошел до Невского, и миновав очередной суши-бар, свернул на Малую Конюшенную улицу. Подняв голову, он внезапно увидел Алину – полностью голая, с торчащими грудями и рыжими локонами, она сидела, прислонившись к решетке балкона третьего этажа над «Бета-банком». Снизу на нее уже пялились несколько зевак. «В таком виде? В таком месте?» – успел удивиться Саша, прежде чем распознал в девушке удачно пристроенный манекен. Дойдя до конца улицы, он растерянно вернулся назад, к каналу Грибоедова.

– Вот, кажется, и все, – выдохнул Саша разочарованно. Пожав плечами, он с размаху запустил пустой жестянкой в мусорку, но промазал – та со звоном отскочила на тротуар. Дойдя до речки, он нырнул в узкий проход, вымощенный массивными нетесанными валунами. Ход этот не пользовался популярностью у туристов, разве что у местных нариков, регулярно пулявших там мульку, оставляя за собой баяны и юзаные презики. Там редко можно было встретить прохожих, а Сашина душа алкала одиночества. По правую сторону от него, за кованой решеткой, бликами искрилась на солнце Мойка, а с другой стороны, за забором из профнастила и строительными лесами виднелось продолговатое приземистое здание петровских императорских конюшен с арками старинной каменной кладки. Когда-то в этом здании жили кони: лифляндские клепперы и арабские скакуны, пегие и в яблоках – Петр I любил лошадей. «А может там до сих пор живет последняя императорская кляча, чудом дожившая до наших времен?» – вообразил Саша и тут же услышал одинокое ржание, словно в подтверждение своих фантазий. «Свят-свят», – перекрестился он и для надежности нагнулся, чтобы трижды постучать по балке с гвоздями, валявшейся на пути. Склонившись, он обратил внимание на дыру в ограждении, пробитую не то загулявшей молодежью в поисках уединения, не то торчками в поисках клада. В Саше взыграло любопытство. Он осторожно заглянул внутрь – там валялись разбитые бутылки, пивные банки, усохшие клочки туалетной бумаги и прочий сор. По тонкому слою извести и битого камня к строению вела еле заметная тропинка. Скрючившись в три погибели, Саша пролез в отверстие. Осторожно ступая, чтобы не напороться на битое стекло, он дошел до широких каменных ступеней, ведущих в подвал. Внизу дорогу ему перегородила иссохшая от времени, низкая дубовая дверь, крест-накрест перечеркнутая ржавыми коваными балками. В верхней части двери была пробита небольшая форточка, вероятно, служившая глазком, а теперь наглухо заколоченная ставнями. Саша толкнул дверь, та со скрипом отворилась. Низко пригнувшись, он зашел в помещение: его взгляду открылась миниатюрная келья, похожая на монашескую или на одну из тех «тайных комнат», что использовались в средневековых крепостях для подслушивания осаждающего неприятеля. Стены келейки из неотесанного камня отдавали влагой и плесенью. В каменных нишах по бокам размещались небольшие иконки, под ними мерцали зажженные свечи, валялась пачка крекеров, а в дальнем углу на большом, ярко красном пуфе, среди блесток и конфетти, сидела рыжая Алина в ярко розовом ажуре и улыбалась.

– Явился не запылился! – весело воскликнула она.

– Господи, Алина, что ты тут делаешь? – Сашиному изумлению не было предела.

– Тебя жду.

– Как ты тут оказалась?

– Это моя тайная комната, мой маленький секрет!

– А почему ты убежала?

– Мне надо было тебя проверить. Не найдешь – значит не мой, чужой человек. А если найдешь – значит суженный! – она просияла и хитрой лисой подмигнула Саше, – А еще я очень не люблю пьяных… Но раз ты меня нашел, ты вероятно успел протрезветь!

И точно, весь хмель как в трубу вылетел. Саша ощущал себя чистым как стеклышко. Впрочем, недолго. Нега и томление другого рода овладевали молодым человеком, будоражили кровь. От алтарей исходила нечеловеческая энергия. Воздух в комнате был пропитан эфиром, как будто шаловливые эльфы-проказники расплескали феромоны или разбили запечатанную колбу с волшебным афродизиаком.

– Алина… – ласково произнес Саша, присаживаясь рядом с девушкой. Она обняла его и вложила в его большую шершавую ладонь свою маленькую ладошку с тонкими пальчиками. Их персты переплелись, и Саша вновь почувствовал неземную нежность, источаемую порами ее тела. Она проникала сквозь кожу. Струящаяся, выплескивающаяся, слепящая женственность передавалась молодому человеку через сомкнутые пальцы. Губы встретились, языки схлестнулись. Сашу охватило сильнейшее возбуждение. Член стоял, как кол. С решимостью зверя навалился он на девушку и резким движением вошел внутрь. Та, почувствовав в себе мужскую плоть, застонала, заерзала, запрокинула голову. Обняв его за спину, она раскинула чресла и приняла, соединяясь с мужчиной в единый сопящий хрипящий и истекающий жидкостями организм, чувствуя, как темп нарастает, а пульс ускоряется. Все закончилось единовременным сокрушительным оргазмом, когда он, разбрызгивая семя, похоронил ее под собой, рыча как медведь на случке. Еще несколько минут они кожей впитывали друг друга. Саша по-богатырски прижимал к груди возлюбленную, его глаза набухли, диафрагма ходила ходуном, а девушка пряталась под ним тихо, как мышь. Наконец он встал и огляделся.