Александра Искварина - Пепел Аар'Дайна. Часть I: Нити

Шахарро даже чихнул от возмущения:

– Это для вас, голокожих, наркотик! А для всех зверолюдов – прекрасная тонизирующая специя! Я же не слан из неё варить предлагаю!

– Ой, тише ты! – шикнула Лиснетта. – Сейчас распорядители услышат, и начнут разбирательства, кто это тут и зачем про запрещённую дрянь вопит! Весь праздник мне испортишь!

– Не я перрвый начал, – проворчал котолюд, но продолжать тему не стал.

Когда Дедушка Никко склонился к самому горизонту, все уже порядком нагулялись. На сцене зажглись огни, ученики и наставники потянулись занимать места в амфитеатре. Лиснетта протащила своих друзей во второй ряд, усадила там и унеслась переодеваться за ширмы, установленные сбоку от сцены – её танец открывал вечерние обряды. Аса'ю почиталась как Мать Рассвета и Заката, магии междуцарствия сумерек, потому и поклонялись ей при восходе и заходе Никко.

Гонг прозвучал ровно в ту секунду, как светило коснулось краем горизонта. Мастер Инх Шэк пустил вдоль края сцены маленький огненный шарик, он пролетел по дуге, зажигая расставленные лампады. Зазвучали барабаны – сначала медленно и мерно, но всё убыстряя и усложняя ритм. Кимри пропустила момент, когда Лиснетта, с распущенными пылающими волосами, в ярко-жёлтом платье, вихрем вылетела на сцену. Вот её нет, а вот – она стремительно вращается, окружённая кольцом огня. В руках у ринминки пылали два тонких факела, с которыми она принялась вытворять такие штуки, что Кимри зажала рот ладонью. Лиснетта швыряла горящие факелы то над головой, то у себя за спиной, ловила их, изогнувшись в невообразимых позах, жонглировала ими и рисовала в закатном розовом сумраке огненные узоры и вихри. На самом пике барабанный грохот резко смолк, а факелы медленно-медленно опустились в чашу с водой и с шипением погасли – ровно в тот момент, когда Никко полностью скрылся за горизонтом.

Амфитеатр взорвался восторженными воплями, топотом и аплодисментами. Когда крики поутихли, несколько магистров провели обряд призывания Аса'ю, осыпав белыми лепестками благоухающей вечерницы установленный в глубине сцены алтарь. В воздухе разлилось перламутровое сияние, от которого у Кимриналь тонко защемило в груди. Она смотрела на стекающий с алтаря прозрачный туман, и не могла понять, чудится ли ей – или в самом деле из мерцающих текучих струй поднялась женская фигура в ожерелье с Лунной Семьёй 44 44 Лунная Семья – три луны мира Оодай: Ото (Отец) – самая крупная, лиловая; Насу (Мать) – поменьше, голубоватая, Томо (Дитя) – самая маленькая, золотая, очень редко видна, так как прячется за спинами Родителей. и в венце из восьми звёзд Небесной Семьи 45 45 Небесная Семья – шесть созвездий (старшие брат и сестра, младшие брат и сестра, Наставник и Император – Отец Народа), солнце Никко (Дед) и сама Оодай (Бабушка). на голове. Поднялась, окинула взором волнующуюся толпу, повернулась и взглянула обомлевшей Кимри прямо в глаза…

После обряда театральный клуб представил пьесу о деяниях Аса'ю в дни Кризиса Ная, а по завершении на сцену снова вышла Лиснетта. На этот раз она оделась в тёмно-зелёное, расшитое полированными чешуйками платье. Шаги её сопровождал приятный сухой звон бубенчиков, сделанных, из коробочек какого-то растения, наполненных семенами. На руках ринминки подрагивали такие же браслеты. Это было красиво и немного странно – не только видеть, но и слышать каждый жест.

Ринминка вышла на середину сцены с пустыми руками и остановилась, склонив голову. Протяжно и негромко зазвучала флейта 46 46 Deuter & Annete Cantor – Temple of silence ( https://www.youtube.com/watch?v=smG_g3qQsqs ) , выводя долгие плавно перетекающие ноты. К ней присоединился глубокий и чистый женский голос, свивая грустную и светлую мелодию без слов, от которой у Кимри по спине хлынули мурашки. Она зажмурилась от подкатившего комком к горлу восторга, и в этот момент танцовщица начала двигаться. Бубенчики на плавно поднимающихся руках Лиснетты скатились к локтям, прошелестев тихо, словно лёгкий летний дождь. В поднявшихся над головой ладонях ринминки затеплились чуть голубоватые миражные светлячки – слабые, неяркие, мерцающие, как первые звёзды на небе сразу после заката. Плавно покачиваясь и изгибаясь, наклоняясь, поднимаясь и запрокидываясь, мелко шагая и приседая, Лиснетта рисовала светом завораживающий узор: он тянулся вслед за звёздочками туманным полупрозрачным шлейфом и медленно таял. Призрачные линии сплетались и закручивались изящными завитками, расплетались, распадались и растворялись в воздухе, как дым только что погасшей свечи. Сияние в ладонях ринминки постепенно становилось ярче, узоры чётче и долговечнее. Лиснетта передвигалась по сцене, словно тень, уже почти невидимая позади сплетения туманных линий, невообразимой сетью опутавших всю сцену.

Музыка стала громче, к флейте и голосу добавился ненавязчивый ритм барабана, и мягкий звон, сопровождающий шаги танцовщицы, гармонично вплёлся в него тихим отголоском. Огоньки в порхающих ладонях ринминки разгорелись до белого сияния, потом стали голубыми, зеленоватыми, жёлтыми, рыжими, красными, лиловыми. Узоры становились всё сложнее, расцветая невиданной резной листвой и удивительными бутонами, вспархивая чудными птицами и пёстрыми мотыльками. Цвета смешивались, создавая новые оттенки. Лиснетта кружилась, руки её сплетались и порхали, взлетали и опускались, создавая неописуемую сеть узоров всех цветов радуги.

Наконец, она остановилась, широко раскинула руки, и все нити узоров потянулись к кончикам её пальцев, словно втягиваясь в них. Чудесные рисунки, расплетаясь, будто вязаный платок, распадались и угасали. Лиснетта собрала ладони чашей, погасив почти всё сияние, кроме пары звёздочек. Она развела кисти, уронив звёзды к ногам, и опустила руки. Когда же, вторя возвышающемуся голосу певицы, ринминка стала снова медленно поднимать их с повёрнутыми вниз ладонями, чуть растопырив пальцы, звёздочки послушно поднялись в воздух, а за ними потянулись два световых шлейфа – плоские ленты, собранные из тонких световых игл, становящиеся всё длиннее, шире и ярче. Лиснетта подняла руки над головой, медленно повернулась вокруг себя, едва заметно двигая руками, и сияющие ленты поднялись над ней, переливаясь зелёным, лиловым и синим. Лиснетта обернулась лицом в зал, взмахнула ладонями, и сияние поплыло над сценой и дальше, протянулось над головами ошеломлённых зрителей и закачалось в воздухе, свиваясь и развиваясь, текуче переливаясь в такт музыке, будто волны быстротечной реки…

– Ох ты ж!.. – сдавленно выдохнул Роддвар.

Под медленно текущий вокализ ленты мягкими извивами покрыли всё пространство над амфитеатром, продолжая завораживающий, невиданный танец – то свиваясь тугими спиралями, то вытягиваясь, то слегка угасая (и сердце замирало – неужели это всё?!), то снова ярко вспыхивая. Лиснетта на сцене стояла с поднятыми руками, вытянувшись в струнку и почти не шевелясь – только кончики пальцев подрагивали, незаметно управляя танцующим светом. Все замерли, затаив дыхание и не отрывая расширенных глаз от потрясающего зрелища.