Роман Комаров - Картограф

От этой мысли Филю напрочь сковало. Вот оно что, цыганка! Она знала о том, что произойдет этой ночью, а он ей не поверил. Испугался поначалу и забыл. Все гадалки – плутовки, так говорила покойная матушка. Цыганам веры нет, цыгане лжецы, бедовые ребята. Нельзя допытываться у судьбы, куда она захочет вильнуть, потому что она, коварная, обязательно повернется не так, как ты ожидаешь. Цыгане умеют наступить ей на хвост, но правды никогда не скажут: им ведь что, только денежки выманить! Застращать, наврать с три короба, наплести про недругов, порчу, сглаз, привороты, а под шумок обокрасть, кошелек там срезать или часы выудить. Другого интереса у них нет. Но эта цыганка не обманула! Она видела метку злого рока на его руке, предупредила, а он не внял. Олух, и правда олух! Только уже не царя небесного, а князя подземного. Но как он мог это остановить? Ведь демон застал его врасплох, спящего. Ему бы кинуться вот из чулана и не спать до утра, а он разнюнился, развалил тело на досках и попался в сеть. Ох, и дурак!

Витя тем временем чуть ослабил хватку на руле. Погони не было. Он засвистел развеселую мелодию, но покосился на мрачного Филю и затих.

– Не думай, я тебе ее не нарочно дал, – сказал Витя извиняющимся тоном. – Они пришли, надо было как-то спасать. Кто ж знал, что ты этот…

– Кто? – резко спросил Филя. – Кто?

– Ну, картограф. Я думал, фетюк, простофиля. Ты уж прости, не разглядел. Вашего брата на улице не встретишь. У тебя и вид-то не такой, как у них бывает.

– А какой у них бывает вид?

– Разный. Скажем, нос крючком до губы или глаза черные. У одного, говорят, на щеке была бородавка пупырчатая, из нее волос торчал.

– Стало быть, надо обзавестись бородавкой?

– Зачем же? Ты и так скоро себя не узнаешь. Вот, смотри, у тебя уже прядка седая появилась. За одну ночь всего, а сколько их еще будет!

Филя быстро опустил стекло и высунулся, чтобы рассмотреть себя в зеркале. Так и есть, над левым виском волосы словно обнесло инеем. Он дернулся к ним рукой, пригладил – нет, не краска. Поседели! Он обреченно вздохнул, закрыл окно и откинулся на сиденье.

– А кто они, эти картографы? – глухо спросил Филя. Голос едва вырывался из нутра, словно кто-то невидимый накинул леску-удавку и потихоньку затягивал ее, стараясь не пугать жертву сразу до обморока.

– Картографы-то? Я, вишь, немного знаю. Только если тебе что-то приспичило разыскать – вещь, человека или дом – это к картографу. У нас их все боятся.

– Почему?

– Говорят, они могут смерть нарисовать, и тогда труба! На другой день околеешь.

– Обещаю, твою смерть я рисовать не буду.

– Э, – сказал Витя и покачал пальцем. – Не зарекайся. Кто знает, как обернется дело. Может, и нарисуешь.

И тут Филю осенило. Если картограф может искать людей, рисуя карты, значит, и Настенька найдется. Он справится сам, без полиции, теперь у него есть силы, пусть и дурные, запретные. На мгновение глупое сердце окрылилось надеждой, воспарило и тут же рухнуло назад, в угрюмые глубины. Нет, нельзя этим заниматься. Погубить душу страшно, ведь дорога к дьяволу – она без возврата, от крови не отмоешься, Бог не примет. Должен быть способ вернуть сестру и самому при этом не загубиться. Может, Витя поможет, или полиция очнется и нагрянет к крабу с обыском. Он, Филя, не обязан лезть в пекло, даже если оно перед ним и разверзлось. И все же что-то сладко пело внутри: падай, падай, я жду. Я здесь, я жажду, приди!

Пытаясь заглушить манящий голос, Филя стал вспоминать комнату за комнатой дом тетки. Блуждание мыслью по дому всегда помогало ему освободиться от нагрянувшей тоски и отдохнуть. Он вычертил в голове план особняка, расставил предметы, долго думал, куда же положить грязную собачонку и оставил ее там, где первый раз встретил. Не забыл про ковры, безделушки, занавески и даже кости – их он выводил с особым смаком.

– Ты что делаешь? Прекрати! – ткнул его локтем Витя. Да пребольно!

Филя открыл глаза и ахнул. Карта будто поплыла: по тонкому рисунку шла рябь, искажая его от середины к краям. Контур теткиного дома проступал сквозь тряпицу, разрывая абрис Караван-сарая, давя яблочко, сминая виноградные гроздья. Филя тряхнул головой, и морок рассеялся.

– Ты, пока не приехали, карту не порть! – сурово сказал Витя. – Гомункулу она нужна.

– Значит, ты все-таки знаешь, кто такой Гомункул?

– Ну да, и что с того? Я не мастак объяснять. Приедем – сам увидишь.

– Давай начистоту. Это опасно?

Витя сморщился:

– Ты что, трус? Опасно, еще бы не опасно! Тебе теперь осторожней надо быть. Когда прознают, что ты картограф, от тебя не отстанут. Мой совет, сразу ищи благодетеля. Лучше самому выбрать, чем тебя захватят силой.

Филя побледнел. Он так и представил, что его, как барана, связывают огромной веревкой и волокут прочь от родного хлева.

– А ты не можешь быть моим благодетелем? – робко спросил Филя, косясь на Витину кольчугу.

– Рад бы, да никак. У меня другой талант, я герой. Раз уж мы встретились, давай держаться вместе. А про благодетеля Гомункула спросишь, он подскажет. Для того и нужен! И у меня к нему пара вопросиков есть.

Филя вздохнул и замолчал. Мимо неслись дома, покрытые снегом тополя, березы. Дорогу перебежала старая серая кошка, и Витя вдарил по тормозам.

– Вот сука! – плюнул он. – Теперь дороги не будет.

«Во всем знак беды, – с тоской думал Филя. – Крабы, Горгоны, Гомункулы… Витязь этот шальной. Кто же знал, что город так грозен? Настенька, где ты, маленькая, что с тобой делают? Думаешь ли ты обо мне в эту самую минутку?»

Незаметно мысли Фили вернулись к дому тетки, и до него вдруг дошло, что ни в одной из комнат он не заметил зеркал. Конечно, дамы, обитавшие там, не отличались неземной красотой, но им же надо было хоть как-то поддерживать пристойный внешний вид. «Горгона она и есть Горгона, – решил Филя. – Взглянет в зеркало – окаменеет. А туда ей, впрочем, и дорога». Чуть позже он устыдился этой мысли. Зла тетке он не желал, но то, как она с ним обошлась, – несправедливо, невеликодушно – ранило его навылет.

Вдали показалась крыша Караван-сарая, и Филя начал узнавать местность. Все это было изображено на его карте в миниатюре: вот небольшой особняк под черепичной крышей, рядом с ним колонка и кустики. Дальше почта и мясная лавка. Три безликих дома подряд, проулок, забитый мусором и снегом, пустырь и наконец резиденция Гомункула. Витя небрежно остановил машину на тротуаре и жестом приказал выходить. Филя запахнул пальто и нырнул в морозные объятья улицы. Караван-сарай стоял безмолвно. Нерабочий день?

Витя нес карту, как пойманного на краже цыплят хорька. Вошли в дом без стука, дверь была не заперта. Филя мелкими шажками крался за Витей. От страха он весь сжался, лодыжки свело вместе невидимым канатом. Внутри было темно и пахло лекарствами, особенно отчетливо бил в нос запах гвоздичной эссенции, от которого Филя безобразно расчихался.