Екатерина Дей - Я однажды приду… Часть I

– Ну вот, всё хорошо, девочка моя, всё хорошо.

Все облегченно улыбались. Глеба среди них не было.

На этот раз я восстановилась быстро: уже на следующий день встала с кровати самостоятельно и пошла на балкон. С того момента, как я пришла в себя со мной был только Самуил, даже Олег ни разу не зашёл. Все дружно порадовались и разошлись. А Глеб, между прочим, мог зайти хоть спасибо сказать. На мой вопрос, как прошло, Самуил уклончиво ответил, что всё получилось даже лучше, чем ожидали, но в подробности не вдавался. Больше ни о чём я спрашивать не стала. Ты хотела подвига ради любви – тебе судьба дала такую возможность. Сама же заявила, что любовь отдаёт, не задумываясь ни о чём, а теперь спасибо захотела. Глеб всё получил, полностью восстановился и, небось, уже далеко-далеко, ещё на пару-тройку сотен лет. А ты стой на балконе и смотри на море как Пенелопа. Только станка нет, ковёр плести. Стоп, а то ведь принесут, и придётся плести.

Я решила быть мудрой и не думать о таких мелочах, как благодарность. А причём тут подвиг, вдруг поняла я – а владения? Подвиг, это когда действо бесплатно, по велению души. А тут тебе замужество и брачный контракт! Глеб мне заплатил за все мои будущие подвиги. Зачем указывать мои обязанности, если и так понятно, что я всё сделаю сама, а благодарность указана во владениях, счетах и недвижимости, на булавки хватит. Главное – получилось, как сказал Самуил, и теперь он может спокойно разбирать меня на молекулы, поэтому он и здесь. Ничего не изменилось с первого дня моего пребывания. Это я по своей наивности придумала всякие глупости, и сама же на них очередной раз попалась.

И вообще-то, если подумать трезвой головой, подвига не было. Ведь Аарон предложил то же, и они бы это сделали, с моего согласия или без оного. А тут я со своим подвигом: море эмоций, кровь ручьем. Мои чувства облегчили всю процедуру, они же не знали, что может быть при втором шансе, а тут тебе и агрессивность энергией проявилась, и энергию эту высвободили. Шницель был – шницель и остался. Но видимо всё-таки что-то изменилось во мне самой за эти дни. Все эти мудрые мысли в другое время довели бы меня до нервного срыва и истерики с утоплением, а сейчас я думала обо всём с каким-то внутренним спокойствием, медленно прогуливаясь по балкону, даже в обморок не грохнулась. Всё проходящее, только музыка вечна. А ведь обещал ещё когда-нибудь сводить послушать мелодию моря. Ага, лет через сто, если доживу, могут успеть на молекулы разобрать и над морем развеять, вот и буду слушать.

А ведь я действительно спокойна, поражалась я себе, возвращаясь в свою комнату. Может быть, наконец, умнеть начинаю, возраст соответствующий, уже пора. Я не сразу заметила букет, только когда уже легла на кровать и повернулась к тумбочке. Незабудки в невысокой хрустальной вазе. Все моё спокойствие рухнуло в один момент, вся мудрость развеялась лёгким дымком и сразу испарилась, сердце забилось и руки задрожали. Незабудки, как в ту ночь. Я долго лежала и пыталась успокоиться, прежде чем пришла единственно верная мысль – попросить Самуила дать каких-нибудь сильнодействующих успокоительных таблеток, эмоции мои им ведь уже не нужны. И я решила сразу идти к нему, пока ещё помню мысль.

Самуил оказался в своей гигантской лаборатории и о чём-то весело разговаривал с Андреем. Они стояли у мониторов и рассматривали какие-то диаграммы, указывали в них пальцами и веселились. Как только я увидела Андрея, меня посетила ещё одна умная мысль – может быть, этот букет принес Андрей и Глеб здесь совсем не причём?

– Привет, Андрей.

– Здравствуй, Катя, очень рад тебя видеть. Мы с Самуилом один опыт разбираем.

– Представляешь, Катенька, Андрей заставил меня проводить анализы, навесив на меня проводов, и теперь показывает, когда я думал напряжённо, а когда не очень.

– И каков диагноз?

– Самуил думал всего три минуты, а остальные десять не думал ни о чём.

– Это не правда, я думал всё время!

– Но думал ты не о том.

Ну и дальше в том же духе. Почему-то при Андрее я не решилась просить у Самуила таблетки и, подумав, перенесла разговор на ужин. Не смогла я у Андрея и про букет спросить, а если это не он? Тогда кто, Глеб по почте послал? Ну и пусть, хоть кто, хоть президент, хоть садовник, мне это совсем не важно, и хоть незабудки, хоть кактусы! Я глубоко вздохнула и пошла обратно к себе.

Всё-таки на кровати уютнее думается. Я смотрела на незабудки и очередной раз доказывала себе, что нельзя даже пытаться как-то объяснить со своей колокольни их поступки, они совсем другие. Если они так кардинально отличаются от нас физически, а в этом я уже неоднократно убеждалась, то не могут думать и чувствовать, как мы. У людей ближайшие родственники не понимают друг друга, муж с женой много лет живут вместе и вдруг выясняется, что они почти враги, не говоря уже про отцов и детей, друзей и знакомых. А это почти представители другой планеты, которые переходят из века в век, выживая в невообразимых ситуациях, и короткая человеческая жизнь не может иметь для них никакого значения, не говоря уже о том, что значит для них человек – то есть источник питания. И пусть Глеб и не пьет живой крови, а лишь как таблетку из пакетика, что для него может значить моя жизнь? Кроме как средство восстановления функций организма. И это только моя проблема, что я восприняла его как человека и поддалась своим эмоциям. Между прочим, такое среди людей встречается на каждом углу без всяких там сверхспособностей: просто использование одного другим, вплоть до членовредительства и смертоубийства. Я одна из очень многих и не будем об этом переживать. Не все во дворцах живут и не всех итальянской пищей потчуют. Пора идти на ужин, таблеток у Самуила просить.

Когда я пришла в столовую, там сидел Аарон. Не то чтобы я испугалась, но какая-то тревога сразу поселилась в душе. Ничего плохого мне он не сделал, наоборот, его ожерелье помогло мне, но, как и в истории с Анной, я почувствовала угрозу. Он встал и предложил мне стул рядом с собой. Я спокойно отказалась и села напротив него, объяснив это тем, что мне так удобнее с ним разговаривать. Он поднял бровь и спросил:

– Почему?

– Вы, конечно, привыкли к себе и не замечаете, что я несколько меньше вас, примерно в половину. Это мелочь, но моя голова может не выдержать такой высоты, с расстояния удобнее.

Я смотрела прямо на него и улыбалась. Впервые у меня появилась возможность подробно рассмотреть Аарона. Он выглядел лет на сорок пять, очень высокий и широкий в кости, пропорционально сложен, как Глеб, но в нём явно присутствовала негритянская кровь. По чертам лица и цвету кожи, не совсем тёмному, но смуглому именно тем оттенком, который определяет наличие африканской крови. И хотя черты лица были не такими явными, в них всё-таки больше европейского – предки угадывались. Только глаза выделялись своим почти жёлтым цветом, как у кошки или тигра. Ещё бы вертикальные зрачки, и образ получился как в кино, но они были нормальными. Одет в дорогой костюм тёмно-синего цвета и голубую рубашку без галстука. А на безымянном пальце правой руки такое же кольцо, как у нас с Глебом. Как он тогда сказал – оно будет помнить нас, пока мы живы.