Василий Лягоскин - Банкир. Клан «Восточный банк»

Вместо того, чтобы действительно развернуться, и покинуть заведение, громко хлопнув дверью, парень гордо вздернул подбородок, развернул плечи, достаточно широкие, но уступавшие чудовищу напротив втрое, и буквально выплюнул в лицо бармену:

– Ну, чего уставился, морда клыкастая? Нормальных людей не видел, что ли?

Монстр его слов очевидно не понял. Но смысл, или интонацию, с которой они были произнесены, явно уловил. И рыкнул что-то на своем, великанском так, что коленки у Александр опять противно задрожали. А потом ткнул вперед лапищей, которая одна весила не меньше, чем полАлександра. На удивление ловко и легко парень увернулся от этого тычка. Весь, за исключением сумки, о которой менеджер в эти мгновения просто забыл. Длинный и толстый коготь зацепил за лямку, и вот уже вся сумка, вместе со своей замечательной надписью, лежит на широченной доске.

– Десятка, не меньше, – отметил профессиональным взглядом молодой работник банка, вообще-то не очень давно окончивший лесной техникум, – и шириной почти в метр. Это где же они такой дуб спилили… без единого сучка и морозобойной трещины. Хотя морозами тут, конечно…

Тут его голову, до сих пор помнящую «ласковое» тепло полуденного солнца, едва не разорвало на части. От смеха. Не собственного, а той человекообразной гориллы, что стояла напротив, и изрыгала из себя вулкан гомерического хохота. От него некуда было деться! И это еще бармен хохотал, подняв голову к высокому потолку, набранному из таких же дубовых досок.

Александр схватился за виски, отметив, что какие-то личности, сидевшие за столиками в дальнем темном углу, и до сих пор никак не проявлявшие себя, тоже дернулись, явно впечатленные столь буйным проявлением эмоций. А гигант наконец перестал биться в истерике, и резко опустил голову, отчего с его глаз сорвалась целая россыпь слез. Каждая слезинка была размером не меньше тех жирных капель, что снаружи трактира капали на раскаленные камни. Но Саша даже не дернулся, не махнул рукой в попытке смахнуть их с собственного лица. Таким неожиданным для него было преображение монстра. Теперь это лицо напротив не было угрожающим, диким, готовым рвать и метать. Добродушия и какого-то бесшабашного веселья в нем было, пожалуй, больше, чем прежде ярости.

Рот бармена опять открылся, извергнув теперь не громовые раскаты смеха, а вполне разумную речь. Разумную, но непонятную для Александра.

– Впрочем, нет – поправил себя он, – два слова я уже слышал сегодня, и не один раз. Бобл и Гобл… Да вот же они!

Одним пальцем трактирщик стучал по сумке, отчего Саша немного встревожился – не проткнул бы тот острым когтем кожаный верх недавней покупки, да не содрал бы бисер. Но сумка «держалась», и он перевел взгляд туда, куда тянулась вторая рука такого добродушного сейчас монстра. Еще один коготь указывала сейчас в тот самый угол, где за столом сидели знакомые Александру парнишки.

– Да нет, – поправил он себя, уже не в первый раз за сегодняшний день, – никакие это не парнишки. Не стал бы этот страхолюд наливать пива детям.

А зеленокожие знакомцы как раз подняли в направлении стойки, а значит, и Саши, громадные кружки, с которых на столешницу, или пол, от такого резкого движения сорвались клочья пены.

– Пиво, – догадался Александр, – я бы сейчас тоже…

Пиво он не любил. Нет, скорее, любил не очень сильно. Мог за компанию выпит кружечку, но не более того. Но сейчас, после торга под жаркими лучами солнца, и шока от встречи с местным трактирщиком, было бы неплохо… Саша почти физически почувствовал, как по горлу течет, и проваливается глубже, в желудок, плотная янтарная струя, несущая голове мягкий, обволакивающий сознание туман, а телу небывалую легкость и готовность к приключениям… А потому опять повернулся к тому, кто, собственно, и мог одарить его пенным напитком.

– Ну, или продать, – теперь уже сам Александр окинул трактирщика оценивающим взглядом, – да уж, приключеньце…

И странно – под таким взглядом гигант за стойкой вроде как съежился, стал меньше, вполне сопоставимым фигурой, или силой, скрывающейся за ней, с ним, менеджером не самого последнего в стране банка. С трудом сглотнув глоток воздуха, а вместе с ним последнее непонятное слово, трактирщик резко дернул рукой назад, за спину. И почти сразу же она вернулась вперед, под самый нос Александра. Теперь на том же когте висел, покачиваясь на кожаном ремешке, медальон. Самый обычный каменный кругляш размерами с хоккейную шайбу, на который Саша уставился с непонятной для себя опаской. Камешек болтался перед его глазами, а вслед за ним словно перемещалось какое-то облачко микроскопических мошек. Парень моргнул два раза, приняв это облачко за самые обычные фантомные призраки, вполне объяснимые резким переходом от ярких солнечных лучей к полутьме заведения. А когда он открыл глаза в третий раз, в руке трактирщика уже ничего не было. А тот самый кругляш непривычной тяжестью расположился на груди Александра. Ни возмутиться, ни испугаться, ни проявить какой другой эмоции парень не успел. Теперь у его визави пошли в ход сразу два когтя правой ладони. Гигант щелкнул ими, издав звук, сравнимый с треском сломанной доски (не меньше той же сотки), и во второй раз за последний час тело парня отреагировало на искру, родившуюся теперь в голове.

Но эта искорка ниже, к ногам, и в деревянный пол не ушла. Она заметалась внутри черепной коробки, словно не могла вырваться наружу. А сам Александр вдруг вспомнил пса из своего не такого далекого детства. Громадный алабай Малыш вот так же неистово метался по своему вольеру, стоило лишь появиться во дворе кому-то чужому. Логическая цепочка продолжилась.

– Если в природе нашего Малыша, туркменской овчарки, главным было охранять стадо, строить овец рядами, и гнать в нужном направлении, то эта искорка…

Он вдруг понял – искра мечется в черепе совсем не хаотично. Она строит – тех самых мошек, что переместились с камня в его голову, и сейчас служат зримым примером одного из уроков физики. Того самого, когда учитель объяснял, что случилось бы с окружающим миром, исчезни из него трение.

На искру, видимо, распространялись совсем другие законы, не подвластные Александру. Сейчас он мог только наблюдать за ней, но никак не изгнать из черепной коробки, или помешать строить юрких непослушных «барашков».

– Все! – выдохнул он, наконец, убедившись, что громадная «отара» в его черепушке выстроилась, и готова тронуться в путь.

– Так быстро?! – удивился почему-то трактирщик, – и трех фарлонгов не прошло.

Александр удивился еще сильнее:

– А что такое фарлонг?

Он даже оглянулся назад, в сторону Бобла и Гобла, словно ожидая ответа от них. Последние хлопья пены их кружек еще не достигли пола, и Саша понял, что неведомый «фарлонг» можно было сравнить с секундой. А потом еще изумленней отвесил челюсть, успев все-таки выплеснуть сквозь нее: