Джонни Рэйвэн - Из Товарда в Ленциг

– Вот это да… – протянул гном, подняв глаза на Гэрри. – Я же говорил, у тебя руки из задницы растут!

Хмелёк захлопнул дневник и кинул его владельцу.

– У вас, людей, и так язык дебильный! А твои каляки так вообще разобрать невозможно. Тьфу!

Гэрри тихо выдохнул. Интересно, а откуда гном вообще знает семирийский? И умеет на нём читать? Он никогда не рассказывал, откуда он, и как сюда попал, но, судя по тому, что Гэрри слышал, Хмелёк отбывает на рудниках уже больше тридцати лет. Его тут все знают.

– Я говорю, осёл ты глухой, что лампа вот-вот погаснет! Замени давай. Не люблю работать в потёмках.

Гэрри послушно поднялся, убрал дневник и подлил масла в лампу.

– Может того, порубаем? – гном уселся возле большого валуна и развалился на нём, словно это был гамак.

– Можно и поесть.

Гэрри извлёк из сумки воду, свёртки с едой, разложил все. После перекуса Хмелёк, всё также вальяжно развалившись, закурил трубку. Курить в шахтах было запрещено, но только не для Хмелька. Гэрри нравилось, когда гном курил. Сладковатый запах табака и вьющиеся кольца дыма напоминали ему о свободе.

– Чего ты сегодня тихушный такой? – поинтересовался гном, выпуская облако дыма.

– Да так… Никак не могу выкинуть из головы эту болтовню о проклятье.

– Мол, штрек номер тридцать три – дурное место?

– Ага.

– Фи! Нашёл, чего бояться. Не дрейфь, салага! Пока с тобой дядя Хмелёк – ни одна пакость к нам не сунется. А коли сунется, я ей как дам разок меж рогов – до самых недр земли покатится, хе-хе.

В доказательство Хмелёк продемонстрировал пудовый кулак.

– Надеюсь.

Гном выбил трубку и закряхтел:

– Вроде и работать надо, а чего-то так не хочется.

Гэрри пожал плечами, после чего аккуратно поинтересовался:

– Слушай, Хмелёк. А как ты думаешь, куда пропадают люди?

– На волю сбегают! – хихикнул гном. – А вообще, кирка их разберёт. Но здесь точно не всё ладно. Я это кожей чувствую. Слыхал про Чёрного Шахтёра?

Гэрри помотал головой.

– Ну, тогда слушай, – гном прочистил горло. – Работал здесь когда-то один каторжник Шульберд. Знавал я его лично. Так себе был тип. Тихий вроде, неприметный. Но пакости исподтишка строил, крысёныш. Забивал людей киркой до смерти, после чего присваивал себе их вещи. А тела прятал. Ну, сам же понимаешь, здесь каторжников много. Попробуй узнай, кто мерзость творит. Ну, мы и узнали. И по-тихому его, того… тюкнули. Тело в итоге сбросили в пустую шахту и обвалили её. Мол, так само по себе вышло. Воцарилась у нас тут опять тишина да покой. Вот ток аукнулось всё это дело через много лет. Люди опять стали пропадать. Мы уж думали, новый, что ли, злодей завёлся? Вычисляли… А потом случился обвал. Там, наверху, даже разбираться не стали. Обвал и обвал – здесь такое бывает. Только выжил там паренёк один, правда, умишком тронулся. Лепетал всё про старого шахтёра в лохмотьях. Пришел этот шахтёр к ним из ниоткуда прям перед самым обвалом. И говорит: «Милок, подай старику воды». Ну, тот малец и вышел к нему с бурдюком. А тут, бац! Слышит – грохот! Оборачивается, а весь забой завалило вместе с бригадой. А старик улыбается, за воду его благодарит. И, мол, у старика того двух зубов передних нет. И бородка такая плешивая. Тот малец бросился к завалу, забился в истерике. Орёт – зови на помощь, там люди! А старик лишь смеётся. Малец рассвирепел, подлетел к нему, схватил за грудки. Мол, что же ты, хрыч старый, кудахчешь, тут же люди погибли! А тут глаза старикашки как засверкали светом жёлтым, нечеловеческим таким. Перестал он лыбиться, да прошипел парнишке в лицо: «Они свою участь сами заслужили!». А потом исчез. В воздухе растворился и напоследок из соседнего забоя ещё разок глазищами жёлтыми зыркнул. И всё. Не видели больше этого старика. А парнишка тот спустя месяц в старую шахту прыгнул да разбил себе башку о камни.

Хмелёк умолк, задумчиво глядя в никуда. Гэрри почувствовал, как по коже пробежала волна мурашек. Вокруг висела тягучая тишина, и хотелось прервать её хоть каким-нибудь звуком.

– А что дальше-то? – тихо спросил Гэрри.

– Дальше? – встряхнул головой гном. – Дальше люди стали пропадать. Вот мне только до сих пор одна вещь покоя не даёт.

– Какая?

– То, что Шульберд наш, покойный, тоже без двух зубов ходил. А теперь – угадай-ка сам, в каком штреке мы его тогда похоронили?

Гэрри не ответил. Вокруг словно потемнело и похолодало.

– Эхэй, Шульбееерд!

От неожиданно громкого крика Гэрри вздрогнул всем телом. Гном, сложив руки рупором у рта, набрал полную грудь воздуха:

– Вылезай, дурень старый, я тебе, крысе, ещё раз башку отвинчу!

– Башку отвинчу, башку отвинчу, башку отвинчу… – вторило эхо, гуляя по тёмным шахтам.

Гэрри подождал, пока эхо утихнет. Затем пристально вгляделся в темноту. Ничего. И никого. Страх сменился гневом.

– Хмелёк, твою мать, ты какого чёрта творишь?! – рыкнул Гэрри, оборачиваясь к гному, но рядом никого не было.

– Хмелёк? Эй, Хмелёк, завязывай! Хватит, не смешно!

Неожиданно погасла лампа. Мир вокруг Гэрри погрузился в кромешную тьму. Он вжался в стену. В груди гулко стучало сердце. Тут чьи-то руки схватили его за горло и сдавили стальными тисками.

– Ма… – просипел Гэрри, отбиваясь от невидимого врага и скребя ногами по полу.

Грудь горела, воздуха мучительно не хватало. Он понял, что сейчас потеряет сознание. Вдруг его отпустили. Гэрри упал на пол и хрипло закашлялся. Рядом послышался кудахтающий смех. Загорелась лампа, разгоняя тьму. Её держал хохочущий во всю глотку Хмелёк. От смеха он даже пополам согнулся, утирая слезы:

– Как… Как ты мог поверить в этот бред?!

Гэрри, продолжая кашлять, привстал на четвереньки и обжёг Хмелька взглядом. Рука сама потянулась к спрятанной за поясом заточке, но Гэрри вовремя себя остановил. Это был розыгрыш. Всего лишь шутка. Нормальные люди за такое не убивают. А он нормальный!

– Ох… ха-ха… ох… ладно, человечек, прости. Но я не мог тебя не разыграть. Это было выше моих сил!

Гэрри бухнулся на пол, налил себе полную чашку воды и залпом осушил её. Гном на цыпочках дотянулся до ниши, повесил лампу и подошёл к другу.

– Не серчай. За тридцать лет надо учиться как-то развлекаться. А то крыша совсем тю-тю. Ну? Обиделся?

Гэрри, соврав, помотал головой. Хмелек потрепал его по голове.

– Ладно, с меня вечером бутыль красного. Так сказать, залить вину.

Поплевав на руки, гном взялся за кирку и двинулся к залежам.

– Ты, если хочешь, поспи. Я тут закончу. К ужину разбужу!

Гэрри кивнул, хотя Хмелёк этого уже не видел. Он достал из сумки шерстяное одеяло, нашёл камень поровнее и, прислонившись к нему, завернулся по шею. Хотелось плакать. Но Гэрри проглотил ком в горле и попытался представить родную деревушку на берегу моря. Деревянные домики. Чайки. Они с братом, сестричкой и отцом идут рыбачить. Отец ещё жив, брата не поглотило море, а сестру не забрали люди из Ордена. И яркое солнышко играет в его рыжих волосах. Картинке мешал только равномерный стук откуда-то со стороны. Но так даже лучше. Этот звук убаюкивал.