Сергей Байбаков - Курган 3. Пекло

Парень решительно сжал рукоять ножа. То, что у него сломана рука – ничего не значит! Он дружинник. Значит должен оберегать княжича и биться до последнего вздоха. Биться – невзирая на раны! А тут и шла битва с чем-то неведомым.

– Стой, стой! – Прозор отстраняюще поднял руку. – Вы тут нужны. А кто княжича охранять будет? Коней сберегать? Любомыслу и Добромилу, случись что, одним не управиться. Один пойду. А вы бдите!

– Погоди

Любомысл быстро сдернул с седла моток веревки. Такая у каждого ездока есть. В пути много чего неожиданного может случиться. А эта пеньковая веревка порой здорово выручает. Прочная, жесткая. С торчащими в стороны волосками. Когда на ночлег укладываешься, то обязательно надо огородить себя крýгом из такой веревки. Круг – нечистую силу не пустит. И через веревку ни один гад не переползет – змеям она в брюшко впиваться будет. На корабле иные веревки концами зовутся. Без них никак. Особенно в бурю. Если через корабль перехлестывают волны и в любой миг может смыть за борт, то надо обезопаситься. Обвязаться веревкой одним концом, а другой примотать к крепкой и надежной снасти. Тогда, если в воде очутишься, то не унесет, – за веревку обратно вытащат.

Все эти соображения мигом пришли на ум Любомыслу. Он протянул моток Прозору.

– Держи конец. Обвяжись. Так надежней. Если заплутаешь – мы тебя вытянем. Сначала далеко не заходи. Хорошо?

– Хорошо.

Прозор споро прикрепил один конец веревки к седлу гнедого. Другой привязал к поясу. Моток сунул в руки Миловану.

– Держи, друг. Разматывай. Я пойду, а ты следи, чтоб она за мной внатяг шла, земли не касалась. А то зацепиться за что-нибудь… Как почуешь, что два раза дерну, так гнедого хлещите. Он вытащит.

Прозор улыбнулся и бесстрашно шагнул в туман.

Странно было видеть, как к нему вдруг потянулись легкие клубы и языки. Они неожиданно заиграли красками, запереливались радужным цветом, словно радовались, что их кто-то наведал. Казалось, диковинный туман ласкает сильный стан Прозора.

Милован и Борко переглянулись. Добромил смотрел во все глаза. А старик Любомысл – уж на что повидал разные чудеса и, казалось, его сложно чем-то удивить – и то покачал головой. «А Радужный Путь-то – не просто туман! Он будто живой!»

Прозор скрылся в тумане. Милован неспешно разматывал моток и следил, чтоб веревка не провисала и не волочилась по земле. Парень тянул ее, будто хотел заранее обезопасить и вытащить предводителя.

Вскоре послышался шорох и Прозор вышел обратно.

Добромил охнул. Борко и Милован, ничего не понимая, хлопали глазами. А Любомыслу только и осталось, что развести руками. Да и как тут не удивиться? Один конец веревки держит Милован, второй привязан к поясу богатыря. И оба они висят над дорогой и идут рядом друг с другом. Внатяг.

Прозор, щурясь – к переходу от туманного полумрака к яркому солнечному свету надо привыкнуть – недоуменно смотрел на спутников. Но что произошло, сообразил быстро.

– Эко диво! Я ведь все время прямо шел… – Голос звучал растеряно. – Никуда не сворачивал. Как же так получилось?..

– А вот так, – вздохнул Любомысл. – Вот он каков, Радужный Путь! Я говорил… Что видел?

– Поначалу ничего. Хоть во тьме и гораздо вижу, но в этом тумане и носа своего не разглядеть. Через несколько шагов пообвык. Дорога просвечивать стала. По ней и шел. Не сворачивал. Вот… назад вышел.

– Вот это да! – выдохнул Добромил. – Чудеса за чудесами! Как же это выходит то?

Княжич потрогал висящую веревку. Она дрогнула. Натянута. Сильно. Один конец уходит в густой – хоть ложкой черпай – туман, другой выходит. На чем держится – непонятно.

Прозор прикинул, сколько осталось в мотке. Ушло больше половины. Навскидку – пятьдесят саженей.

Предводитель задумчиво почесал затылок и недоуменно улыбнулся: – Вот что, Милован. Я сейчас дерну свою половину. Может, она за что-то там зацепилась? Просто на чем-то весит? А ты держи покрепче, да и сам упрись: дерну сильно. Посмотрим…

Милован приготовился, расставил ноги, уперся покрепче и перехватил конец обеими руками.

Прозор резко потянул. Но тут своих сил не рассчитал, или – скорее всего – не ожидал, что так получится. Думал, что веревка и вправду на чем-то висит.

Милован, уж на что крепко стоял, но тут не удержался. Чуть не влетел со всего маху в туман! Пробежал несколько шагов и еле устоял на ногах. Будто веревку жеребец дернул, а не человек! Силушки у Прозора – немеряно!

– Тише ты, Прозор! Уволочешь!

И к Миловану, словно оживши, потянулись туманные языки. Заиграли радужными сполохами, будто приветствовали парня.

– Вот что, ребята, – сказал Любомысл. – Стойте покамест смирно, да веревку как дėржите, так и держите. А я по ней схожу. Посмотрю – что и как. Ясно, что не за что она там не зацепилась. Но может просто, навроде как вокруг столба, окрутилась? Хотя, как? Ты ж говоришь, прямо шел.

– Я с тобой. – И Борко тоже захотелось посмотреть, как заиграет красками туман и что внутри него. Тоже в Радужный Путь пойду.

– А я? – спросил Добромил и осекся. Для этого стоило лишь посмотреть на Прозора. Взгляд венда говорил – не пустит! Умрет, но не пустит. Княжич легонько вздохнул. Он-то чувствовал, что в этом тумане ничего плохого его не ждет. Там не преддверие пекла.

Любомысл распоряжался.

– Идем, Борко. Только не торопясь. Сторожко. Да за нож там не хватайся, и меч не трогай. Думаю, оружие в нем без надобности. Все равно скоро обратно выйдем. – Любомысл безнадежно махнул рукой.

Старик и парень скрылись в тумане. Любомысл неторопливо перебирал щетинистую веревку. Борко шел сзади. Венды поражались: как и говорил Прозор, поначалу своего носа не увидишь. Ставили ноги на ощупь. Не хотелось ковырнуть землю подбородком.

Скоро присмотрелись. Чем дальше заходили, тем отчетливей проявлялись камни под ногами. Но в этом диковинном месте их окружала странная глухая тишина. Казалось, туман гасит любой шорох. Будто вата.

Шли недолго. Любомысл резко остановился.

– Мд-а-а… – протянул старик. – Смотри…

Голос его звучал странно. Глухо, будто из-под воды.

Борко выпучил глаза. Перед ним – обрываясь прямо в воздухе, будто ровнехонько обрезанные – висели два конца веревки.

– Это как, Любомысл? Кто ее перерезал? На чем висит?

– Не больше твоего знаю. Дальше идем. Только вот что. Я наш конец чем-нибудь обозначу.

Недолго думая, старый мореход отстегнул от пояса тощий кошель и прицепил его на веревку. Потерять его и обеднеть он не боялся. Все серебро он уже давно по укромным местам распихал. Не к чему все держать в одном месте, раз оно таким замечательным оружием против нежити оказалось. Пусть под рукой будет: в поясных кармашках, в складках одежды, за широкими кожаными наручьями.