Азад Гасанов - Битвы зверей. Начало

Со второй попытки, рискуя задеть Милашку, Марк сразу после первого удара вывернул меч на замах второго, но цель опять осталась позади. В третий раз Марк изогнулся всем туловищем, старясь дотянуться до отстающей цели, но этим самым добился только того, что вывалился из седла.

Рухнув на землю, он больно ушиб бок и растянул плечо. Милашка, ускакав вперед, долго не хотела возвращаться. А когда она все-таки вернулась, у нее был такой виноватый вид, что Марк искренне растрогался.

– Ты скачешь быстрее, чем мне удается разить, – пожаловался Марк, поднимаясь со стоном на ноги, – Но не переживай, красавица, твой лошадиный бог еще покажет.

Из-за полученной травмы занятия с мечом пришлось оставить. Но зато они вдоволь напрыгались, как он и обещал Милашке. Они сумели взять барьер высотою в четыре локтя и перемахнуть через ров шириной в четыре паса 5 5 Пас – двойной шаг, 1,48 м. . Марк, в целом, остался доволен и собой и своей любимицей.

После ипподрома Марк посетил гимнатриум. Там он оставил без внимания снаряды (опять же по причине травм), но до устали покувыркался. По мнению Марка умение падать и группироваться являлось необходимым навыком бойца, желающего одерживать победы.

После упражнений он час отмокал в нестерпимо горячей терме. Потом долго и тщательно мылся, и в конце дюжий костоправ, как следует помял ему бока.

Так что, явившись к отцу, Марк предстал перед ним свежий, как огурчик.

– Чем попробуешь удивить на этот раз? – задал свой обычный вопрос старший Красс. Он сидел, склонившись над столом, и был занят составлением писем. Тит Красс всегда обходился без секретаря.

На столе перед отцом лежало четыре готовых церы, накрытых крышками и скрепленных свинцовыми печатями. Сейчас он трудился над пятым письмом.

– Как дела на любовном фронте? Есть какие-нибудь подвижки?

Марк приблизился к столу и опустился на скамью напротив.

– Задача, которую вы мне задали, отец, не из простых, – пожаловался он. – Ее не решить с наскока. Тут требуется подготовка. Я тружусь, отец.

– Я знаю, как ты трудишься, – Тит Красс старательно выводил бронзовым стилем письмена на воске. – Без устали втыкаешь в дырки дешевым шлюхам.

– С чего вы взяли?

– А с того, что на приличных у тебя не хватает денег.

Марк усмехнулся.

– Вы правы.

«Когда он, наконец, посмотрит на меня?»

– Но только в том, что касается моего кошелька. Во всем остальном, должен заметить, вы ошибаетесь. В настоящее время я занят сбором сведений о предпочтениях и слабостях отобранных вами претенденток. В атаку следует идти во всеоружии, – подпустил Марк немного риторики, – и разить в самое уязвимое место. Так меня учили.

Теперь усмехнулся отец.

– Самое уязвимое место девицы – это уши. Вложи в них побольше добротной лести, и она твоя. Только делать это надо умеючи.

Марк не растерялся.

– Вот я и учусь.

– Со шлюхами?

– Почему бы и нет?

– Балбес, – Тит Красс оставил на воске размашистый росчерк. – Вкладывать надо не в щелки между ног, а в другие отверстия, и не похотливый член, а комплименты, о чем я тебе и твержу. Но этому в дешевых притонах не обучишься, для этого надо общаться с куртизанками. Однако у тебя, как я уже отметил, маловато денег. Вот незадача!

– Так дайте мне их.

Тит Красс накрыл законченное письмо деревянной крышкой.

– Эту фразу я слышу с тех пор, как мой сын выучился внятной речи, – он поднялся и направился к очагу. – Сколько?

Марк глубоко вздохнул.

– Сто сорок орлов 6 6 На реверсе квинария изображался орел с расправленными крыльями. .

В ответ Тит Красс присвистнул.

– Ты что, решил купить целиком салон «Орхидея»? Но туда даже я не захаживаю – дороговато, знаешь ли.

– Хорошо, – согласился Марк, – дайте сколько можете. Думаю, для первого раза хватит и семидесяти.

Тит Красс с расплавленным свинцом вернулся к столу.

– Раньше я был сговорчивей, это верно. Твоя мать баловала тебя, а я ей не перечил. Но теперь ее нет, а ты достиг совершеннолетия. Я выполнил свой долг, Марк Красс.

Марку захотелось высказать отцу все, что он о нем думает, но вместо этого он поднялся со скамьи, приблизился к столу и, как благонравный сын, изъявил желание помочь родителю.

– Я знаю, – Марк схватил со стола пеньковый шнурок и перетянул им церу, – вы всегда были для меня прекрасным отцом. И мне не следует злоупотреблять вашим чувством долга…

Марк ловко затянул узел фриволите, вывел два конца на торец доски, и отец полил на них свинцом.

– Попробуй, но, в любом случае, – предупредил Тит Красс, накладывая оттиск, – не получится.

– Но, отец, – Марк стиснул зубы и сделался пунцовым. – Это в последний раз, клянусь.

– Да, да. Слышал много раз.

– Я задолжал. За мной долг чести.

Марк с мольбой во взоре глянул на отца. Отец молчал. Собрал кустистые брови у переносицы и улыбался, распустив от уголков глаз к вискам старческие морщины.

– Я проигрался в пух и прах, – пожаловался Марк.

Тит Красс аж крякнул от удовольствия. Обогнул стол и опустился в кресло.

– И где же честь?

Самодовольный вид отца задел Марка за живое.

– Я играл под честное слово, – буркнул он. – Имеются свидетели. Долг должен быть уплачен!

– Согласен, должен, – Тит Красс, наконец, поднял глаза на сына. – Но почему ты решил, что обязательно моим серебром?

Марк Красс съязвил:

– Примут и золотом.

– А отчего не бронзой?

– Это как?

Тит Красс развел руками.

– Ты прекрасно владеешь мечом. Проткни кредитору брюхо. А заодно и свидетелям. И долг будет списан.

Марк зло усмехнулся.

– Прекрасный совет. Но вы меня с кем-то путаете. Я не разбойник!

– Ты оболтус! – Тит Красс откинулся на спинку кресла и воззрился на сына, как на экспонат в музее. – Скажи, как долго ты играешь в кости?

– Год, – признался Марк.

– А сколько раз тебе удавалось снять куш?

– Не часто.

– Скажи, ни разу! Если не считать начала. Мой славный сын, – с язвительной улыбкой вытянул Тит Красс, – ты попался в руки мошенникам. И у них одна цель – обчистить тебя до нитки. Кто назовет убийство мошенников разбоем? Это не преступление, а акт правосудия, не так ли, – Тит Красс стер с лица ухмылку и строго повелел. – Придвинь скамью и сядь. Поговорим серьезно.

Марк повиновался.

Тит Красс задержал на сыне неприветливый взгляд. Потом и сам подтянулся к столу, схватил стиль и завертел им в пальцах.

– Я не раз задумывался над тем, почему ты вырос таким, каким я имею несчастье тебя видеть, – Тит Красс снова распустил от глаз к вискам морщинки и залюбовался тем, как бронзовый наконечник стиля отражает свет масляной лампы. – Ведь ты взял лучшее от своих родителей. Силой и ловкостью пошел по материнской линии. Ликинии все без исключения были отменными фехтовальщиками и атлетами. Ум тебе достался мой, что, без сомнения, удача. Кроме того, ты напорист и дерзок, и не обделен отвагой. Прекрасный набор, надо заметить. С такими качествами нетрудно сделать достойную карьеру. Однако к двадцати годам мой сын ничего не добился. Прискорбно. И я прихожу к выводу, что причиной тому отсутствие цели, – Тит Красс положил стиль на прежнее место и залюбовался своими холеными пальцами. – Мой сын вырос прожигателем жизни. Он сильный, умный, отважный, но он мальчишка! Ему не удалось сделать из себя мужчину. Помолчи! – рявкнул Тит Красс, когда Марк попытался вставить слово. – Тебе следует знать, что юнца мужчиной делает способность трудиться над собой, способность идти к намеченной цели! Но как трудиться, как идти к цели, если цели нет? Когда я приехал в столицу, мне было меньше твоего. Приехал провинциалом, без денег и связей. К тому же я не отличался крепким здоровьем и не знал, как правильно браться за меч, и с какой стороны следует подходить к лошади. Но у меня были мой ум и желание трудиться. У меня было страстное желание доказать всем, чего я на самом деле стою. И я удивляюсь, почему у тебя нет такого же желания. Неужели тебе не хочется доказать окружающим, что ты лучше и достойнее, чем они о тебе думают?