Ай Рин - Клуб речников

– Ну вот, опоздали… – тяжело вздохнула Верея. – Ладно, пошли. Только говорить я буду, а ты молчи да головой кивай.

Она решительно направилась внутрь строения, жестом показывая парню, чтобы он следовал за ней.

Глеб зашел в кузницу и осмотрелся. Она напомнила ему забытую картинку из старого учебника истории. Само помещение было очень просторным. В одном углу стояла огромная плавильная печь, чуть поодаль располагались сразу несколько наковален. У стены напротив размещался стол, на котором, как в медицинском кабинете, лежали всевозможные инструменты: клещи, щипцы, кувалды, молоты и многие другие, название которых парень не знал. К печи были присоединены огромные меха, и какой-то дюжий молодец сжимал и разжимал их, нагнетая воздух в плавильню. Пот градом струился по его красному лицу, и московский журналист с ужасом представил себя на его месте. У дальней наковальни колдовали сразу трое умельцев. Они что-то усердно ковали. Один бил по расплавленному огненному куску руды кувалдой, с силой удерживая его щипцами, двое других помогали молотами. Воздух в кузнице был таким горячим и душным, что у Глеба с непривычки начали слезиться глаза. Лишь непосредственная близость реки давала возможность хоть как-то продохнуть в этом аду.

– Здравы будьте! – громко поздоровалась со всеми Верея. – Щек, я к тебе!

Один из умельцев отложил в сторону молот и подошел к нашим героям. Теперь журналист смог его как следует рассмотреть.

Щек был ниже Глеба почти на целую голову, но при этом был коренаст и широк в плечах. У него были длинные светло-русые волосы, заплетенные за спиной в косу, а на лбу была повязана широкая льняная лента, очевидно, чтобы впитывать пот. Поверх рубахи и штанов на парне был надет кожаный передник, прожженный в нескольких местах. На ногах были обуты странного вида кожаные башмаки, завязанные чуть выше щиколоток тесемками. Глаза у Щека были серого цвета, а пухлые розовые губы выдавали его юный возраст.

– Идемте на улицу! – коротко сказал он и первым вышел из кузницы.

Молодые люди поспешили за ним. Они подошли к реке, и кузнец обратился к девушке, делая вид, что не замечает журналиста:

– Ну, здравствуй, Верея! Давно не виделись. Как дела у вас, как твой отец поживает?

– Спасибо, Щек! Все хорошо.

– Зачем пришла? Новые ритуальные ножи потребовались?

– Нет, не за этим. Я к тебе с просьбой. К нам родственник дальний из Суздали приехал (она указала на Глеба), так вот, отец просит, чтобы ты его в помощники взял на то время, пока он у нас гостить будет. Может, найдется у тебя для него какая-нибудь работа?

Только теперь Щек смерил журналиста презрительным взглядом и произнес:

– Не хочется отказывать твоему отцу, Верея, но родственник ваш выглядит уж больно хлипким. А в кузнице сила нужна. Взмахнет он пару раз молотом и ноги протянет, а мне отвечай.

– Да ты не смотри, что он худой, он жилистый, – проговорила девушка.

Щек обошел парня и внезапно со всего маху хлопнул его по плечу. Глеб не ожидал такой выходки, поэтому не устоял прочно на ногах, а оступился назад.

– Вот видишь, жидковат он! – словно не замечая журналиста, сказал кузнец Верее.

Глеб обозлился.

– А исподтишка бить нехорошо, – прищурив глаза, заметил он. – Можно и сдачи получить.

– Неужели? – усмехнулся Щек и, уперев руки в бока, вплотную подошел к парню.

– Перестаньте! – воскликнула девушка. – Раз работы нет, то и нам здесь делать нечего. Идем, Глеб!

Она схватила журналиста за руку и потащила за собой.

– Для тебя, Вереюшка, я бы работу нашел! – крикнул вслед кузнец. – Хоть воду мне приносить!.. А отцу скажи, чтоб не обижался. Жалко мне вашего родственника калечить.

Глеб попытался вырваться из цепких девичьих пальцев и вернуться к Щеку, но дочка Яра упрямо тащила его вперед.

– Самовлюбленный индюк! – процедил сквозь зубы журналист.

Затем он повернулся к девушке и зло сказал:

– Куда ты меня тащишь, отпусти! Я пойду с ним по-мужски потолкую.

– Нельзя, – пробормотала Верея, – от тебя оранжевое свечение исходит. Вот-вот искрить начнешь!

Тут парень вспомнил, что эмоции для него опасны, и попытался взять себя в руки. Сделать это было очень сложно, поскольку праведный гнев так и кипел в нем.

Он не помнил, как они выбрались из города и отошли подальше – к реке. Не помнил, как упал на пустой берег и вспыхнул ярким пламенем…

Глеб снова парил в огненной бездне. Языки пламени лизали его тело, но ему это нравилось. Боли он не чувствовал, лишь покой, умиротворение и какой-то нечеловеческий кайф.

«Очнись! – услышал он издалека чей-то голос. – Вернись, пока не поздно!»

Глеб парил и наслаждался полетом. Вдруг что-то мокрое и холодное обрушилось на него…

Парень открыл глаза и увидел стоящую рядом взволнованную Верею. В руках она держала деревянное ведро. С него стекали последние капли воды.

– Наконец-то, – прошептала она. – Думала, ты сгоришь дотла. Хорошо, дядька Кий рядом проходил со своим стадом, я у него ведро выпросила. А холодная вода тебя в чувство привела.

Журналист присел на берегу и увидел, что он мокрый с головы до ног, но при этом вся его одежда обуглилась и расползлась по швам.

– Как теперь быть? – спросил он. – Я почти голый, а до избушки твоей добираться далеко.

– В городе у отца хороший знакомый живет – Ефим. Ты спрячься в траве, а я к нему сбегаю, одежу попрошу в долг.

– А никто не видел, как я тут дымил?

– Слава богу, нет! А то уже демоном бы тебя объявили.

– Ну ладно, беги, только про меня не забывай, а то заболтаешься с кем-нибудь…

– Я мигом!

Девушка повернулась и быстро убежала, а Глеб спустился к воде и спрятался под крутым земляным берегом. В укрытии он почувствовал себя намного спокойнее. Он снял с себя остатки сгоревшей рубахи и остался только в штанах. Чтобы как-то скоротать время, парень уселся у кромки воды и начал разговаривать с собственным отражением.

– Ну, Глеб, дал ты сегодня маху! – с усмешкой произнес он. – Это ж надо, чтобы какой-то малолетний культурист так вывел тебя из себя. А ведь главное, что его и в живых-то давно нет, а ты дурью маешься, нервы себе портишь. Да черт с ним, с этим Щеком! Пусть болтает что хочет! А тебе главное в свое время вернуться, в свой мир, а то ни родители, ни друзья не узнают, где могилка твоя…

Подобными убеждениями он привел себя в состояние равновесия. Ему стало светло в душе при одной мысли о родном городе, о работе, о таких далеких – отце и матери! Даже главред вызывал у него сейчас только положительные эмоции.

Внимательно рассмотрев свое отражение в реке, журналист пришел к выводу, что больше от него не исходит никакого оранжевого свечения. Он приободрился и, глядя себе прямо в глаза, обратился к огненному монстру: