Александр Прозоров - Поля доброй охоты

Вода из «девичьих слез», как известно, обещала женщинам страстную любовь и скорое замужество.

– Значит, судьба такая, – не стал обижаться ведун. – Так чего, вы меня тут бросите али приютите все же?

– Приютим, не сомневайся, – пригладил бороду факельщик. – Не столь часто гости к нам из озера вылазят. В порубе до утра посидишь, опосля разберемся.

– У вас там сено хотя бы есть? – поинтересовался Олег, собирая вещи.

– Соломой обойдешься. Меч отдай, не дозволено.

– Это нет! – тут же вскинул оружие ведун. – Или я иду в поруб вместе с добром, или мы расходимся прямо здесь. Не нравятся мне ратники, что по ночам за стенами крепостей али лагерей своих гуляют.

– Проку-то тебе от меча в клети подземной?

Олег многозначительно улыбнулся.

– Ладно, посадник утром решит, – не стал обострять спора факельщик. – Пошли.

Идти оказалось совсем недалеко. По уже знакомой ведуну дорожке они поднялись на обрыв, повернули вправо, и факельщик отворил низкую дверь сруба, собранную из сосновых плах [4]. Олег нырнул туда, нашарил у стены кучу сваленной соломы, так же на ощупь добыл из мешка спальник, раскрутил и забрался в него.

– Эй, водяной, вылазь!

Казалось, прошел всего миг, но из-под двери уже вовсю лился свет, а от стен струилось тепло. Олег потянулся, вылез из спального мешка, подтащил ближе мешок походный, достал ремень, опоясался, меч завернул в спальник.

– Эй, бродяга, тебя чего, вытряхать надобно?

– А дверь-то отперта? – спросил в ответ Середин.

– Да открыта, выходи!

Ведун толкнул плечом створку, легко отлетевшую на полосе из толстой буйволовой кожи, заменяющей петли, шагнул на открытое место, зажмурился от яркого света.

– Вот, боярин, сей смерд ночью плескался. Как из озера вылез, так враз и полонили.

– Ты кто таков будешь, человече?

Солнце било Середину в глаза, и только сильно прищурившись, он увидел, что перед ним стоит совсем молодой паренек, лет восемнадцати, гололицый, в простой рубахе и шароварах, но на шее висит тяжелая золотая гривна, пояс его наборный, с золотыми и янтарными пластинами. Рукоять меча и ножны тоже сверкали самоцветами, сапоги же были красными, из тонко выделанной кожи. Здешний князь? Хотя нет, в Изборске князей никогда не было. Значит, посадник… Или лучше переборщить? Как бы оскорбления не вышло.

– Ведуном Олегом меня все кличут, княже, – приложив руку к груди, слегка поклонился Середин. – По поручению князя Русского ведьму с Тверского тракта пытался выкинуть. Да так, получается, вышло, что сама она меня выбросила. Придется, стало быть, сызнова на Тверцу скакать, заканчивать.

– Для боярина русского зело бедно смотришься, путник. Таковых ко двору дядюшки мого вовсе не пускают.

– Увы, княже, не боярин, – виновато развел руками Олег. – Знатностью и серебром не богат. А что до правителя земель русских допущен был – так не чести ради, а для развлечения. Поединок магов на пиру князь затеял. Боярам для смеха, нам для проверки.

– Не зови меня князем, – все же поправил его юноша. – Посадник я здешний, боярин Переяр.

Ведун поклонился снова, выражая свои извинения.

– Что же ты победой не хвастаешься, гость известный? – поинтересовался из-за плеча боярина широкоплечий пожилой воин с хитрыми морщинками вокруг глаз и тонкой седой бородой. Несмотря на жару, одет он был в синий плащ, запахнутый и сколотый медной фибулой, покрытой разноцветной эмалью с непонятным рисунком. – Наслышаны мы о веселье сем, молва разбежалась быстро. Коли ты это есть, а не сказочник бродячий.

– Чего хвастаться, коли о том и так вся Русь прознать успела?

– Жаль, у нас тебе состязаться не с кем, – пожалел боярин Переяр. – Волхвов и тех не осталось.

– У вас же тут святилище на все земли знаменитое! – удивился Олег. – Куда же все волхвы из него пропасть могли?

– Проповедники третьего дня в святилище наше приходили, – ответил сбоку молодой воин с копьем и в кольчуге. – Распятому богу молиться звали.

– Нечто волхвы ваши уверовали? – не поверил своим ушам ведун.

– Мудрый Правислав напомнил им, мол, на крестах токмо воров в землях царьградских позорят. Сказывал: столь жалкому богу, что и себя спасти не способен, даже самой простой требы ни един славянин не принесет. И потому места для него в нашем святилище нет. Проповедник же, как сие услышал, посохом своим волхва старого по голове и ударил.

– Повесили? – Середин понял, что сейчас услышит историю еще одного великомученика.

– Не, побили токмо. Но до смерти. Проповедник же сей не един странствовал, а с учениками крепкими.

– Ага…

Продолжение религиозного диспута стало прорисовываться все более подробно.

– Порешили волхвы тех странников, – урезал рассказ седой воин. – Токмо и сами лежат все, кроме двоих, но и те побиты зело, один хромает, другой же руку в лубке носит. На что и годны оказались, так токмо молебен Триглаве, благодетельнице нашей, сотворить, дабы спасителя прислала, что русалии завтра вместо них провести сможет.

– Мудрость Триглавы не знает границ… – По спине у Середина пробежал неприятный холодок.

– Ты ведун, ты пришел из воды. Не бывает знака яснее, – кивнул юноша. – Боярин Стрекал! В хоромах моих посели гостя, накорми, напои, отдохнуть дозволь хорошенько. Завтра дело у него будет важное, за каковое головой отвечает. Пусть готов будет.

– Слушаю, посадник.

Седой воин подступил к стражнику, прошептал тому что-то на ухо и поспешил догонять юного Переяра, уходившего за ворота.

– Пошли, ведун, – предложил стражник, перехватив копье.

– Обожди, дай оглядеться. До завтра время еще есть.

В здешнем мире местность вокруг выглядела совсем иначе, нежели в двадцать первом веке. Если в будущем над священными магическими ключами лежал пустырь, то сейчас здесь стояло обширное святилище, обнесенное монументальным бревенчатым забором. Одновременно тын перекрывал подходы к реке Жизни – именно там находились ворота, и, похоже, стоявшая в них стража как раз и заловила ночью ведуна. Молодой человек выбрал не самое удачное место, чтобы ступить на берег. Между дорогой к ключам и поляной с идолами стоял обширный дом в два жилья – вестимо, тут и обитали здешние волхвы. И явно не бедствовали.

Вторые ворота открывались в сторону города. На месте будущего кладбища ныне раскинулась ремесленная слобода, за которой между расселиной и обрывом был прорыт глубокий ров и поставлена каменная стена в четыре человеческих роста высотой да еще с двумя башнями на углах. Дальше стена становилась ниже и уже – но те участки защищала сама природа.

На юг от святилища стоял лес. О будущей Изборской крепости пока еще никто и не думал.

– Почто застыл, чародей? – поторопил его стражник.