Александр Прозоров - Поля доброй охоты

Подумав, она заглянула под кровать и вытащила деревянный ящик со старыми учебниками, сувенирами, елочными игрушками и прочим барахлом, выбросить которое было жалко, а девать некуда. Нашла хохломскую шкатулку, положила кулон туда, обмотала шкатулку двумя банковскими резинками и вернула в ящик. Закрыла его, крышку заклеила скотчем, а сверху прижала лежавшими под кроватью зимними сапогами и русско-немецким словарем.

– Посмотрим, как ты выберешься теперь!

Вечер прошел спокойно, без странностей. Но утром Ольга проснулась с кулоном на груди. И, как ни странно, теперь это ее даже не удивило. Она лишь заглянула под кровать, убедилась, что ящик по-прежнему заклеен скотчем и прижат сапогами и словарем, пожала плечами и стала собираться на работу.

Приехала туда аж на четверть часа раньше обычного. Впрочем, Таня Зорина была уже в лаборатории, продолжая колдовать с пробами у микроскопа.

– Привет! – помахала ей от порога девушка. – Хочешь посмеяться? Кулон опять у меня. Это правда, что я его вчера оставила его у тебя на столе, или мне померещилось?

– Оставила, – признала Таня, меняя пластинки.

– А он опять на мне!

– Ну так и оставь себе, раз он тебе так нравится, – разрешила Зорина, явно не понимая, на что намекает подружка. – Олег, наверное, только рад будет, что его украшение кому-то так по сердцу пришлось. Он ведь его сам сделал. Должен испытать авторскую гордость.

– Олег – это тот парень, что цветы тебе приносил? Он откуда? – Оля вошла в лабораторию.

– Приятель моего младшего брата. – Девушка прильнула к окулярам. – Мы уже несколько лет дружим. Он оккультизмом занимается и довольно часто то совиное перо для своих обрядов просит, то рысью шерсть, то жир байбака. В общем, всякий мусор, который мы чаще всего на помойку выбрасываем. Цветы дарит, подарки оставляет. Поужинать зовет. Хороший парень, хоть и слегка чокнутый. Жалко, молоденький совсем. А то бы…

Она пожала плечами.

– Оккультизмом? – навострила уши Ольга. – Можешь меня с ним познакомить?

– Это он для меня еще маленький, – улыбнулась Зорина. – Для тебя же, наоборот, староват. Этак лет на семь-восемь старше.

– Да я не собираюсь его у тебя отбивать, Танечка, вот те честное пионерское! – поклялась Оля. – Просто о кулоне хотела несколько вопросов задать. Можешь ему позвонить? Мне бы буквально пару слов сказать… Может, этот кулончик ядовитый?

– Думаешь, Олег хотел меня отравить? – удивленно приподняла голову Таня. – Ну, давай проверим. Основные токсины я за пару часов определю.

– Не, не нужно. Это я глупость ляпнула. Ничего опасного твой парень тебе приносить не станет, ежику понятно. Зря боюсь.

– Он не мой, – сказала Таня. – Просто знакомый… А может, и мой… Пока не знаю. И у меня нет его телефона. Мы на следующей неделе встретиться собирались, когда я с этой чертовой лямблией [3]разберусь. Придет – познакомлю.

Если верить сохранившимся летописям, град Изборск появился на порубежье с народом кривичей в самом начале девятого века и был основан отпрыском знаменитого князя Гостомысла, сына Буривоя, Словеном. Нарекли новое поселение по имени основателя Словенском.

Однако спустя три года князь, увы, скончался, и его стол занял сын Избор. Так новый город стал Изборском. Но ненадолго. Правителя укусила змея, он умер, а вместе с ним прервалась старая династия. По завещанию князя Гостомысла славяне позвали на княжение его внука, князя Рюрика из города Руса, что как стоял, так и стоит по сей день «за морем» от Новгорода, на противоположном берегу Ильменя. Вместе с Рюриком приплыли братья, и один из них, Трувор, сел княжить в Изборске, который опять поменял свое название. И опять ненадолго, ибо вскорости правитель города отошел по болезни в Золотой мир, за Калинов мост, за реку Смородину…

Больше сюда никто править не приезжал. Оно и понятно: три скоротечно умерших князя подряд – не самая хорошая примета. Даже малосуеверный человек и тот задумается.

Имя Трувора в названии города не прижилось – видать, не самым удобным в произношении оказалось. Осталось оно только за Труворовой могилой да Труворовым городищем – старой крепостью, заброшенной еще в четырнадцатом веке. Новая, построенная на полверсты южнее, стала городом Изборском, и уже навсегда.

Мало кто знает о том, что именно защищала одна из первых русских крепостей. Возвышалась она над священными источниками, обладавшими великой колдовской силой, способными дурнушку сделать красавицей, слепого – зрячим, неудачника – богачом. Там, у Изборска, прямо из скалы, буквально из ничего, рождались могучие пенистые струи и рушились водопадом на каменные плиты.

Хотя – почему рождались? Рождаются по сей день, и по сей день тянутся к ним люди, идут с бутылками и канистрами, чтобы набрать чудотворной жидкости, напиться ею вдосталь, умыться, чтобы взять с собой.

Двенадцать источников, двенадцать сил и желаний, потребных смертным людям, двенадцать вод, сливающихся под скалою в единый общий поток, исстари носящий название «река Жизни».

Мотоцикл Олег оставил на дворе за кассой музея крепости – там была парковка от конторы проката всякой техники, начиная с велосипедов и заканчивая квадроциклами. Пешком отправился к озеру. Возле часовенки напротив северных ворот Изборска сбежал с обрыва, только чудом не переломав ноги, и по каменной ступенчатой тропе пошел дальше вниз, мимо череды лавок, продающих паломникам всевозможные сувениры да пластиковые канистры для святой воды. Остановился возле большого плаката с суровым объявлением:

« Словенские ключи – это православная святыня… Привязывание лент противоречит православным традициям и канонам и носит языческий характер. Убедительно просим с уважением относиться к православным святыням …»

– Ну надо же, – хмыкнул ведун. – Тысячу двести лет боретесь, все праздники и святыни переименовали, все обычаи переиначили. А душа народная все едино имена богов истинных хранит, им молится, им требы оставляет…

Предостережение радовало. Раз живы еще люди, кто поклоняется языческим богам, – стало быть, и сила сварожичей пока не иссякла. И помочь славянские боги, выходит, еще способны, и молитвы услышать.

Олег спустился дальше, к каменной стене, исторгающей прозрачные струи, и, особо не остерегаясь студеных водопадов, пошел от первого, самого низкого родника к дальнему и высокому, низвергающемуся с высоты в два человеческих роста. С присущей человеку жадностью он сделал по большому глотку от каждого – урвав себе на дармовщину сколько можно и здоровья, и силы, и любви, и богатства. Глупо отказываться, коли Триглава со всей щедростью любого желающего угощает!

Напившись, Середин, мокрый до нитки, прямо по ручью прошел к каменистому руслу, в которое сливались все ручьи, и замер в растерянности.