Александр Прозоров - Поля доброй охоты

Распотрошив обмотку старого генератора, с помощью газовой горелки он сплавил медь в слиток, снял шлак и дал расплаву застыть. Потом вытряхнул на наковаленку и взялся за молоток.

Разумеется, Олег знал, что медь обычно отливают, а не куют, но второе у него получалось намного лучше. Тем более что отрубленная от слитка полоска толщиной в четверть мизинца поддавалась даже слабому постукиванию. Это вам не рессору выправить и даже не нож проковать. Постукиваешь не торопясь – а она поддается, мягкая, словно масло.

Сперва он сделал капельку, потом вытянул ее примерно до десяти сантиметров, формочкой из гвоздя плотно, одну к другой, нанес череду овальных насечек. Пробил изнутри «голову», сделав два отверстия, прогрел, свернул спиралью, дал остыть. Макнул в масло, провел сверху горелкой, выжигая, потом прошелся тряпочкой с пастой ГОИ. Гарь на выпуклых деталях счистилась, в углублениях осталась – и крохотная змея тут же обрела рельефность, чешуйчатость, живость.

Макнув ее в нитролак, ведун оставил игрушку сохнуть, сам стянул футболку, с силой потер себя по рукам, сшелушивая старую кожу. Набрав пару крохотных щепоток, бросил их в чашечку с восковой свечой. Подогрел горелкой, тщательно размешал состав.

– Вот и свечи с человеческой плотью, – пробормотал он, разливая воск в четыре маленькие чашечки, наскоро слепленные из алюминиевой фольги.

Когда воск застыл, ведун вместо фитилей воткнул в них спички, вернулся к почти готовой змее. Изнутри вставил ей два рубина – так, чтобы их острые кончики выглянули из глазниц. Рубины были настоящие, из старых ткацких станков, где служили направляющими для нитей.

– И еще немножко моей плоти…

В этот раз он добавил «себя» в голову змеи, капнул сверху лаком, закрепляя вместе с рубинами, подождал, капнул еще, а потом еще раз, заполняя выемку до краев. Осторожно подул, выравнивая поверхность, уложил на верстак и вышел за ворота.

Пока он возился с игрушкой, наступила ночь. Погода была не очень, но облака закрывали небо не полностью, оставив во многих местах прогалины со звездами. Вокруг царила тишина: автовладельцы давно разошлись по домам, а охрана стремления патрулировать темные проулки никогда не проявляла.

«То, что надо, – кивнул Олег. – Не люблю проводить обряды под крышей».

Вынеся на дорогу лист картона, он нарисовал на нем мелом квадрат, вписал в него круг, начертал на углах знаки земли, воды, огня и воздуха, расставил свечи, зажег. Принес получившуюся змею, глянул изнутри, через ее голову, на огоньки. Все было в порядке, лак просвечивал, рубины света тоже не останавливали. Опустив змею в центр вписанного круга, ведун глубоко вздохнул, мысленно собирая все свои силы в тонкую серебряную нить, и зашептал призывный наговор:

– Стану не помолясь, выйду не перекрестясь, из избы не дверьми, из двора не воротами: мышьей норой, собачьей тропой, окладным бревном. Пойду в дальние леса, через широкие луга, через крутые горы. С людьми не говоря, старикам не кланяясь, девкам не улыбаясь. Стану на скалистом утесе, поклонюсь на четыре стороны. Вам поклонюсь, небеса звездные, вам поклонюсь, воды черные, вам поклонюсь, ветра буйные. При вас нарекаю амулет сей именем своим, при вас делюсь с ним плотью своей, при вас даю ему дыхание свое, дабы был он един со мной и ровно я сам, и рядом со мной, и за морями и лесами дальними, и в руках, и за небесами лунными, за годами долгими. Тебе кланяюсь, Ярило жаркое, на твою волю полагаюсь. Как проснешься, найди этой плоти моей пару верную, пару надежную, свари жаром своим воедино меня с нею, ровно я железо со сталью свариваю, дабы ни одна сила не разорвала, ни одна кривда не развела, ни одна ведьма не разлучила. И пусть сила моя избранницу сию бережет, ровно самого меня, пускай душа избранницы сей меня держит, ровно себя спасает. Отныне, присно и во веки веков…

Ведун наклонился и, вытянув губы, сделал на змейку спокойный выдох, мысленно выпуская на нее свою «серебряную нить», отдавая амулету, согласно произнесенному обету, частицу своего дыхания. Подул ветер, взметнул мусор и капли, бросил их чародею в лицо и задул сразу все свечи.

Вот и все, конец долгого дня. Духи приняли его клятву и признали в амулете крохотную частицу его души, сохранившуюся в не менее крохотной частице плоти. Оставался сущий пустяк: кто-то должен надеть змейку на шею и выйти с ней на солнце. Тогда Ярило через оставленные открытыми рубиновые глазки сможет пробиться внутрь смертного и прижечь его душу, связывая воедино судьбу избранника и судьбу чародея, ушедшего в чужой мир.

Но это, конечно же, возможно сделать только днем.

Молодой человек стер с картонки все магические знаки, убрал свечи и картонку в гараж, к змейке привязал тонкий кожаный шнурок, завернул в бумажку и спрятал в карман.

Спать Середин лег только в шесть утра, а встал в полдень. Наскоро приведя себя в порядок, он отправился в центр и у зоопарка купил в киоске охапку роз. Не самых больших и дорогих – зато много. К служебному входу он даже не совался – наверняка давно забыли. Купил билет, вошел в зоопарк и отправился в здание ветеринарной службы, благо с этой стороны никаких вертушек и вахтеров администрация не поставила.

В лаборатории было не заперто. Олег постучал, приоткрыл дверь и заглянул. Убедившись, что Таня Зорина на месте, выставил букет перед собой и вошел.

– Я знаю только одного человека, который постоянно дарит мне цветы, – не без грусти сказала девушка. – Не прошло и полугода, как ты опять решил меня навестить. Давай, Олег, открывай личико. Сказывай, чего тебе в этот раз потребовалось? Я уж думала, ты свое баловство забросил, делом занялся.

– Здравствуй, Таня. – Середин опустил букет. – Между прочим, я просто так зашел, без корысти. Лошадиный жир можно на любом мясокомбинате без особых проблем раздобыть. Конина в колбасу постоянно идет, ничего особенного.

– Можно подумать, ты не знаешь, что у нас ею крупных хищников кормят.

Девушка была в халате, застегнутом под самую шею, капроновых колготках и защитных очках. Каштановые волосы лежали все в том же каре, сухие губы плотно сжаты, на руках – резиновые хирургические перчатки. Она подняла голову и удивленно вскинула брови.

– Что-то случилось, Олег?

– Ничего особенного, – пожал плечами Середин. – А что?

– Ты изменился… И лицо совсем другое, и взгляд какой-то… Серьезный. Как будто старше стал или переживал много. Был бы ты подружкой, подумала бы, что парень бросил.

– Мне это не грозит, – улыбнулся Олег.

– Да я знаю… – Таня Зорина стояла в позе хирурга: вскинув руки в перчатках и шевеля пальчиками. – Так что случилось?

– С работы уволили, – выдал Середин самую простую, а главное, правдивую версию. – Рессоры больше не в моде. Парк пересел на торсионы и пневмоподвеску.