Александр Прозоров - Поля доброй охоты

Оставшаяся троица сбилась плечом к плечу. Да еще двое обвальщиков оставались стоять на ногах и поменяли ножи на мечи. Под каждым уже натекла изрядная лужа крови, но они как-то все равно держались. Еще одна неожиданная фигура появилась на тропинке у края двора. Святозар стоял там, тиская топор и переминаясь с ноги на ногу.

Олег, усмехаясь, взмахнул мечом, приблизился к троице, остановился. Разбойники выставили мечи, не решаясь напасть первыми. Заминка длилась несколько мгновений. Святозар, наконец-то решившись, вскинул топор и с громким криком: «За папку-у-у!!!» – побежал по тесовой площадке.

Троица, не удержавшись, на миг оглянулась. Олег тут же проколол правого, отскочил, принял на клинок выпад второго, успевшего отреагировать, провернул меч, проскальзывая, словно змей, своим оружием по вражескому, и вогнал кончик лезвия врагу в бицепс. Рука того резко опустилась, и второй укол пришелся ему уже в горло.

Последний из душегубов заметался между двумя опасностями, не зная, от кого отбиваться. Олег меч опустил, парень же был совсем рядом. Разбойник повернулся к нему и тут же получил смертельный удар в спину. Раненые обвальщики особого сопротивления тоже оказать не смогли.

Убедившись, что живых разбойников больше не осталось, Олег с пареньком вошли в один из домов и ахнули от неожиданности. Просторные избы были сплошь выстелены коврами, стены обиты атласом и бархатом, посуда – чеканная, медная и серебряная, светильники филигранной работы, покрытые эмалью и украшенные самоцветами. Кувшины, чаши, бочонки из пахучего сандалового дерева.

– Да, хорошо они тут затарились, – остановился на пороге ведун. – Прямо на три жизни готовились. Нешто не понимали, чем вскорости закончат?

– Вот это да… – прошептал Святозар.

– Ради сохранения всего этого в тайне они твоего отца и убили, – положил руку ему на плечо Олег. – Так что теперь, по совести и по справедливости, это все твое. Отца, конечно, серебро и самоцветы тебе не вернут, но сестер вырастить позволят и замуж с приданым хорошим отдать.

– Ты Сварог?

– Чего? – не понял неожиданного вопроса Олег.

– Мама сказывала, Сварог в облике человеческом часто по земле ходит. Добрых людей награждает, злых наказывает. – Мальчишка заглянул ведуну в глаза. – Это ведь ты, правда? Ты ведь всегда так поступаешь?

– Все мы дети великого Сварога, Святозар, – пожал плечами Середин. – И во мне, и в тебе, во всех нас течет частица его крови. Поэтому жить мы должны так, чтобы быть достойными такой великой чести. Зло истреблять, добро творить. Таков наш долг, для того нас боги и создали. Иначе мы уже не русскими людьми будем, а так, нежитью полумертвой. Вроде как еще с сердцем, но на самом деле уже и нет.

От разбойничьего логова к Ловати вел хорошо натоптанный путь. Оно и понятно. Порусья – речка короткая, где-то в здешних болотах и начинается. Ловать же чуть не от самого Витебска течет – удобный торговый путь. Есть кого пограбить. В конце тропы обнаружились и припрятанные на берегу лодки, так что трудностей с переправой у ведуна не возникло.

На второй день набрел он и на зажиточную деревеньку в пять дворов. Местные пахари из Пинаевых Горок охотно рассказали, что путь у молодого человека впереди долгий, но проходимый. Болота есть, но не сплошные, обойти можно. Токмо идти нужно не прямо на восход, а немного севернее, дабы в обширную Дехинскую топь не забрести. Встречаются удобные дороги, промысловиками местными нахоженные, но все же места там по большей части дикие, под пашни негодные. Половина – песок, а остальное – жижа. Посему деревень до самой Полы можно не ждать. А за нею можно уже и вправо забирать, за Полой болота уже не те – плевки, а не болота.

С этим напутствием Олег и шел до самого вечера, держась северо-востока и сворачивая с тропинки на тропинку, выбирая идущие в нужную сторону. Места для поездки тут оказались удобными. Много ручейков и прогалин, поросших сочной травой, леса вокруг сосновые и чистые, явно прореженные от сухостоя. Людям – дрова, путнику – удобная дорога.

Хотя, наверное, были тут и непролазные топи, и завалы-буреломы. Однако тропинки в такие места не вели – вот на глаза неудобья и не попадались.

Очередная развилка попалась на пути, когда солнце уже клонилось к закату. Одна тропка уходила заметно севернее выбранного им пути, вторая – сильно восточнее. Можно даже сказать – южнее. То есть, коли верить селянам, аккурат в топи. Ведун поколебался, потом махнул рукой: троп много, либо эта повернет, либо другая попадется, – и потянул правый повод, направляясь в еще совсем молодой сосновый бор, поднявшийся всего на три человеческих роста. Бор рос густо, влаги ему не хватало, и половина деревьев уже успели высохнуть и стояли черными.

Где-то через версту тропа нырнула в низину, поднялась на взгорок, поросший уже ельником – корявым, диким и неуютным, вызывающим оторопь и отторжение, брезгливость. Тут воняло тухлятиной, вокруг назойливо гудели навозные мухи. Тропа же упиралась в домовину: небольшой тесовый домик на отдельно стоящем столбе. В такие многие славяне укладывали своих почивших предков. Где-то хоронили, где-то сжигали, где-то вот так оставляли в «лесном доме».

«Вот попал… – покачал головой Олег. – Тупик».

Он вскинул глаза к небу. Оно уже начинало сереть, однако около часа, чтобы отыскать место для ночлега, у него имелось. Сиречь: найти воду и траву. Вокруг же только хвоя и деревья, да еще и позади две версты сплошного сушняка.

Или вода где-то рядом все же есть? Ведь обещали топь!

Ведун в задумчивости потер запястье, на котором грелся почуявший чужую магию православный крестик. Такое его поведение возле могильника Олега не удивляло. Там, где смерть, расставшиеся с плотью души, заупокойные обряды, – там всегда и чародейство, призраки, нежить и много всего подобного…

И все же, если крест предупреждает, нужно проверить. Иначе какой смысл его носить?

– Стану не благословясь, пойду не перекрестясь, из избы не дверьми, из двора не воротами, а окладным бревном. Пойду в чисто поле под западную сторону, – отчетливо проговорил ведун. – Под западной стороной стоит столб смоляной. Из-под этого столба течет речка смоляна. По речке плывет сруб соленый. В срубе том сидят чернец и чернуха, водяной и домовой, и колдун неживой. Уплывай, сруб соляной, уноси с собой дар колдовской. И проклятие, и порок, и сглаз, и морок… Ква! Вот это да!

Домовина осталась на месте, но исчезли и запахи, и брезгливость, и гул от тучи мух, – тропа же продолжилась далее, мимо обители мертвецов, в лесную чащу.

– Коли открыли, нужно, стало быть, проезжать, – потрепал он коня по шее. – Такая наша судьба.