Александр Прозоров - Ведьмина река

Снизу загрохотал подъемный мост, отгораживая город от внешнего мира и закрывая собой высокие створки ворот.

– Заводных нет, вьючных нет, – оценил состояние вражеской конницы ведун. – Значит, идут в обозе. Вооружение хорошее, похоже. Нет, это не степняки. Те воюют чем попало. Что где украсть или отбить удалось, тем и пользуются. И лошадей заводных всегда у крупа ведут. Нет, это дружина. Проклятие! Значит, мы застряли надолго. Нужно искать старшего. Узнать свое место и раздобыть хоть какие-то сведения. А то я даже не знаю, с кем и против кого придется воевать!

– Ты хочешь воевать? – удивилась ведьма. – Зачем? Ты тут чужой!

– А куда я денусь? Если дружина ворвется в город, резать и грабить станут всех подряд, на местных и приезжих сортировать не станут. Так что уцелеть мы можем только вместе со всем городом. Придется защищать его, как родной. Судьба…

Война стремительно развивалась, набирая силу: нападающие поставили заслоны в полторы сотни дружинников напротив каждых ворот и стали рассасываться по слободе, обживая брошенные дома. Горожане, в свою очередь, разгрузили повозки со спасенным добром, поснимали с них колеса, чтобы занимали меньше места, и на попа расставили вдоль домов, сузив и без того неширокие улицы почти вдвое. Однако дворов внутри Унжи не было ни у кого. Избы стояли плотно, стена к стене. Причем дома эти были совсем небольшие, где-то двадцать на двадцать шагов. На первые этажи с их земляными полами хозяева загнали скот, сами, судя по окнам, вселились в верхние. Средний этаж – там, где он был, конечно, – отводился, наверное, под припасы. Ну, и чердаки, само собой. Кровли везде были тесовые, прочные. Не дранка, способная даже в дождь полыхнуть факелом от первой же зажигательной стрелы. Под такую припасы класть не страшно.

Иметь свой дом в городе – оно, конечно, солидно и удобно. Однако в каждую такую избу набивалось, на глазок, человек двадцать-тридцать близких и дальних родственников, а потому ведун даже и не думал проситься хоть к кому-нибудь из местных на постой. Уж лучше на стене кошму кинуть. И просторнее, и на службу бегать ближе.

Расположившись в избах, горожане потихоньку доставали оружие и броню, облачались в кожаные кирасы, пухлые куртки, плотно набитые конским волосом и прошитые проволокой, в толстые войлочные нагрудники с нашитыми железными или роговыми пластинами с нанесенными на них защитными рунами, опоясывались широкими толстыми ремнями, брали копья и шли на стены. Опытный взгляд ведуна сразу отметил, что меч приходится примерно на одного ратника из десяти. Большинство унжинцев заткнули за пояса боевые топорики, палицы с каменным навершием, привесили ножи и кистени.

То, что получить по голове топором ничуть не веселее, нежели мечом, – оно понятно каждому. Однако меч – инструмент весьма специфический, требующий навыка в обращении. И именно он всегда отличает обученного бойца от обычного ополченца, больше привычного рубить пазы в бревнах, а не головы человеческие в жаркой сече. Мало мечей – мало умелых воинов. И численность рати можно смело делить на три – примерно такая у нее будет боеспособность в схватке с профессионалами поля брани.

Однако у защитников было ощутимое преимущество: высокая прочная стена двадцатисаженной высоты, если брать от поверхности воды во рвах и до верхнего края зубцов. Шестиэтажный дом. По лестнице на такую не залезешь, сулицу не добросишь, да и стрелой в защитников не очень-то попадешь. И стены эти постепенно ощетинились копьями. Сотен пять боеспособных мужчин в Унже имелось точно.

Число осаждающих Середин оценил поначалу тысячи в три. С броней у них тоже было не очень – все больше стеганки и воловья кожа, но мечи носили все. То есть рубиться в сече умели. А когда к вечеру вслед за войсками к городу подкатился длиннющий обоз, вражеская армия выросла числом не меньше чем вдвое.

Однако число числом, а осада – осадой. Пока воины не сошлись в схватке – никакого преимущества опыт и численность дружины не имели. Смотреть на город мог хоть миллион ратников – осада от этого быстрее не продвигалась. День, другой, третий, четвертый… Терпение – вот главное оружие осадной войны. Терпение и вместимость амбаров.

Местные воеводы на неучтенного воина, ночующего в башне вместе с еще десятком ополченцев, внимания не обращали. Вообще. Бродит кто-то с мечом – и ладно. Ежели что – будет лишний боец в сече. Для дозоров на башнях людей у них хватало, а всем остальным делать было просто нечего. Вся ратная служба защитников пока ограничивалась бессмысленным гулянием по стенам и редким переругиванием с врагами, ходившими к крепостному рву за водой.

Бабы с детьми так и вовсе о войне словно не подозревали: через постоянно распахнутую тайницкую калитку, сделанную примерно посередине вытянутой вдоль реки стены, они ходили полоскать белье, купали детишек, а многие даже приводили сюда на водопой свою скотину.

Ведун тоже пользовался возможностью и каждый день приводил сюда Сирень. Ведьма, не соприкасаясь с живой травой, землей, открытой природой, быстро хирела, словно от голода чахла. Узкая полоска берега с высокой травой, конечно же, не могла заменить ей лесную чащобу, но хоть как-то поддерживала.

На шестой день войны Середин сломался: открыл вещмешок, достал броню. Влез в войлочный поддоспешник, натянул сверху тяжелую кольчугу панцирного плетения, надел подшлемник, насадил сверху шишак, застегнув под подбородком, поменял ремень, оставив на боевом только подсумок, косарь и саблю. Его соседи по башне от такого зрелища ошалели ничуть не меньше, как если бы он по примеру Сирени обернулся из нежной девочки в матерого волка, и когда ведун спросил, где воевода, без лишних расспросов проводили в княжеский детинец.

Впрочем, детинец – это было громко сказано. Просто обширный дом у стоящих вниз по реке ворот. Четыре этажа, поднимающие «дворец» вровень со стеной, широкое крыльцо с прижатой к стене лестницей, резные столбы, поддерживающие навес, да выкрашенные в красный цвет наличники окон – вот и все отличие княжеских хором от прочих построек. Даже стражи у крыльца не имелось. Видать, у здешнего князя для народа двери всегда открыты настежь.

Правда, уже внутри, перед дверьми княжеской горницы, их попытались остановить двое стражников в красных кафтанах, но приведший Олега ополченец сказал:

– Сие боярин из моей полусотни. Вести у него для князя важные, спешные, пропусти.

И стража разошлась.

«Бардак», – поставил мысленный диагноз ведун, первым вошел в княжьи палаты, коротко и резко поклонился:

– Здрав будь, княже! Что же это у вас, бояре, творится? Ворог штурм готовит, а из воевод никто и не чешется?

– Как штурм? Какой штурм? – первым вскочил сидевший во главе стола юноша, светлолицый и белокурый, ровно ангел. Правда – в войлочном поддоспешнике, расшитом красными нарядными завитушками. Следом, наглядно демонстрируя старшинство, поднялись двое пожилых грузных бородачей в шубах, а затем и прочие гости, коих за столом собралось десятка полтора.