Стейс Крамер - Мы с истекшим сроком годности

На сером округлом памятнике виднеется надпись: «Джон Хилл».

– Здравствуй, Джон, – говорит София, дотронувшись ладонью до памятника, словно до человеческого плеча.

Неужели это действительно он? Неужели мы и впрямь стоим у его могилы и нас разделяют всего лишь несколько слоев кладбищенской земли? У меня весьма странное ощущение. Я настолько боготворю Джона, что до этого момента я ловила себя на мысли, что Джон Хилл – это вовсе и не человек, это нечто высшее, неземное, непостигаемое.

– Знаете, я понял одну вещь: если Джон хотя бы на несколько секунд появляется в чьей-то жизни, то она уже не будет прежней, – говорит Эдриан. – Я никогда не забуду то, что мы все пережили. Спасибо тебе, Джон, спасибо за то, что ты для всех нас сделал.

Далее следуют слова благодарности от каждого присутствующего. Брис поблагодарил за то, что в этой поездке он навсегда расстался с отчаянием, а взамен обрел уверенность и светлое чувство любви. Том полностью согласился со словами Бриса и от себя добавил, что даже когда он передвигался без коляски, он не любил эту жизнь так сильно, как любит сейчас. Андреа, подняв глаза к небу, улыбнулась и ограничилась душевным «спасибо». Фелис со слезами на глазах, держа руки на плечах Фила, выразила благодарность за весь букет эмоций, что мы испытали за этот месяц. Фил подъехал к памятнику и, прислонившись к нему лбом, внятно, почти без искажений промолвил: «Я стал сильнее благодаря тебе».

Настала моя очередь.

– Это была не просто поездка. Мы прожили отдельную, маленькую, удивительную жизнь. Нам всем стоит признаться, что это было нелегко. Нелегко вырваться из такого удобного, совершенного для нас центра в мир, кишащий опасностями и трудностями. Но мы справились. И отчасти нам удалось это сделать потому, что мы понимали, что этот путь уже был пройден человеком, которому было втройне тяжелее, чем всем нам, вместе взятым. Мы полюбили эту жизнь со всем ее вечным хаосом и бесконечным очарованием. Спасибо, Джон.

И последнее слово достается Карли. Она медленно покидает кресло, делает неуверенные шаги вперед, подходит к памятнику и, прикрыв глаза, шепчет:

– Глубина моей благодарности соизмерима с вечностью. Я люблю тебя.

Вернувшись обратно в центр и прокрутив в голове ленту воспоминаний о поездке, ловишь себя на мысли, что ты и не уезжал никуда, а все, что было – это всего-навсего сон. Красивый, длинный сон.

Нас встречают, как солдат с фронта: со слезами на глазах, улыбкой до ушей и множеством слов в духе: мы так соскучились, и наконец-то вы вернулись.

Не знаю, как остальные, но я даже и не предполагала, что у нас в центре так много людей, которые о нас беспокоились и ждали нашего возвращения с трепетом и надеждой.

Прошло всего чуть больше месяца, а кажется, что целых шесть. Я не чувствую разочарования, грусти, тоски, но, глядя снова на этот двор, который я изучила вдоль и поперек, на корпуса с большими окнами, за которыми скрываются серые комнаты постояльцев, у меня складывается странное, гнетущее ощущение, словно я несчастный геймер, который достиг вершины в компьютерной игре, но вдруг по нелепой случайности проиграл и вновь оказался на старте игры. И все здесь уже знакомо, все препятствия пройдены, поэтому не требуется особых усилий, но заново это переживать не хочется.

В нашем с Филом блоке появились новенькие. Старушка и молодой паренек. Они выглядывают из комнат вместе со всеми остальными и приветствуют нас.

Я оказываюсь в своей комнате. Закрыв дверь, но не двигаясь с места, осматриваюсь, будто я здесь первый раз, хотя ощущение я испытываю знакомое. Делаю глубокий вдох и чувствую внезапное глубокое спокойствие внутри. Оно обволакивает каждую клеточку, каждый орган, каждый миллиметр кожи. Я не знаю, откуда оно появилось, блаженное спокойствие словно влетело в меня с воздухом и теперь медленно распространяется по закоулкам моего тела.

Я достигаю кровати, перекидываю свое тело на нее, ложусь и закрываю глаза. Подумать только, мы снова здесь. Мы столько готовились к этой поездке, и теперь она превратилась в одно огромное, яркое воспоминание. За нашими плечами тысячи пройденных километров, десятки изъезженных дорог…

Я лежу, разместив ладони на ногах, и думаю о том, насколько привычно мне стало это чувство. Чувство пустоты вместо ног, чувство немых прикосновений. А ведь когда-то эти ноги умели танцевать, чувствовать холод и тепло, боль и щекотку. И в этот момент я понимаю, что вновь начинаю концентрироваться только на своем теле. Если несколько часов назад меня отвлекали от этой мысли новые пейзажи, люди, вкуснейшая еда, то сейчас я вновь осталась наедине со своим телом.

Поужинав, мы с Карли, Андреа, Томом, Брисом и Филом отправляемся в кабинет к Роуз. Та нас встречает так восторженно и любезно, словно своих детей.

– Ох, мои отважные путешественники, я так рада, что вы вернулись целыми и невредимыми, и с нетерпением жду от вас подробностей о проделанном пути.

И тут мы принимаемся рассказывать обо всем, что с нами произошло. Как в Венесуэле исследовали пещеру гуачаро, как в Бразилии визжали от дикого изумления, находясь у гигантских водопадов Игуасу. Говорим о том, как в Португалии, на конце света, встретились с Августом Морганом, отцом Фила, и как успели побывать в роли незамолкаемых болельщиков на мотосоревнованиях. Рассказываем, как в Танзании мы жили сутки в хижине на берегу океана, а в Австралии обрели новых друзей и совершили незапланированную поездку на остров Фрейзер. Ну и, наконец, завершаем нашу историю впечатлениями о великолепной Новой Зеландии и о том, как Карли нашла свою дочь.

– Я не знала, что у вас есть дочь.

– Это долгая история, Роуз, – устало произносит Карли.

– Понимаю, – кивает Роуз. – О! Совсем вылетело из головы! – Роуз бросается к верхнему ящику своего стола, и вскоре в ее руках оказывается газета «The New York Times». – О вашей поездке теперь знает вся Америка.

Роуз отдает газету мне. На одной из страниц мы замечаем жирный черный заголовок «Удивительные люди, удивительная история», а под ним фото, где мы дружно улыбаемся, сидя в маленьком кафе, что нас приютило во время бури в Бразилии.

– Это же Нил Стронг! – говорю я. – Тот самый безбашенный мужик, который ни на минуту не переставал нас фотографировать.

Мы все прильнули к газете, радостно пробегаясь глазами по черно-белым строчкам. Нил пишет о том, как ему повезло, что встретил нас, и как он был удивлен нашей историей. Также в статье упоминается план и цель нашей поездки, и, конечно же, не остался без внимания Джон Хилл. Нашему восторгу нет предела. Мы рассматриваем этот истрепанный лист газеты и вновь принимаемся читать, а затем снова начинаем разглядывать, боясь упустить что-то важное, и наслаждаемся этим моментом внезапной славы.