Владимир Козлов - Политика (сборник)

Он убедил ее бросить музыку. «Что ты скрипкой своей заработаешь? Ничего. За границу сможешь уехать? С концертами ездить? Хуйня это. Для этого надо быть гением, бля. Музыкантов море, а уехали – единицы. Остальные здесь, все в жопе торчат».

«А все эти неформалы и волосатые – это чмо. Надели тряпки из «секонд-хэнда», денег у родителей спиздили, потом пьют или ширяются – мудаки».

Она ушла от него. Не сразу, а через год. Он женился на парикмахерше, у него родился ребенок. Они все равно потом виделись с Таней время от времени. Он водил ее в кабаки, поил мартини и водкой, потом вез в чью-нибудь чужую квартиру ебать.

А потом она уехала в другой город. Бросила консерваторию, поступила в экономический институт, чтобы получить хорошую профессию и зарабатывать много денег.

Не знаю, любила она его или нет. Но она поверила ему. А он научил ее жить. Стал самым главным и настоящим. Но никогда не любил. Потому она и ушла. Но запомнила его поучения, много раз повторяла мне его фразы. Но хуже всего, что она во все это поверила.

Она не любит меня. Я ей не подхожу. С моими книжками, философией и андеграундом. Без интереса к карьере, успеху и бабкам. Чтобы зарабатывать бабки, всегда нужно делать что-то такое, что делать в лом.

А его я убью. Серым тусклым ноябрьским утром, когда уже холодно и старухи уже не сидят у подъездов, я его подкараулю. Прислонюсь к батарее в подъезде, чтобы согреться. Вздрогну, когда щелкнет замок – вдруг не он? Но это будет именно он. Гляну в лицо, пока он будет спускаться по лестнице, а рука уже на курке, а пистолет – в пакете. И несколько выстрелов-щелчков: никто не услышит, а услышат – не поймут, что это было. Он упадет, я брошу пакет с пистолетом и не спеша выйду на улицу, пройду через пустыри, мимо гаражей, в соседний микрорайон, а оттуда – на троллейбусе на автовокзал. И вот уже дождь за окном автобуса, грязное шоссе и мокрые голые деревья.

Двадцатого апреля к нам в город приехали панки, чтобы праздновать день рожденья Гитлера. Я ничего про это не знал, просто шел по центру и увидел, что на проспекте Мира – драка, прямо посредине проспекта. Некоторые из дерущихся были обычными пацанами, а некоторые – с сережками и выбритыми висками.

Машины на проспекте остановились и сигналили, но никто на них не обращал внимания. Подъехал ментовский «козел», но три мента не могли ничего сделать против сотни дерущихся.

Я остановился и наблюдал за дракой, и вокруг меня прохожие тоже остановились и смотрели. Некоторые говорили:

– Что это за безобразие, в центре города? Куда смотрит милиция?

Потом приехали еще менты на трех машинах и стали хватать тех, кто дрался, а они разбегались в разные стороны. Прохожие начали расходиться и я тоже ушел.

На следующий день одноклассники рассказали, что те, что с сережками и выбритыми висками, это панки. Они приехали праздновать день Гитлера, но местные пацаны встретили их, как надо. Двое наших, Бык и Свирепый, тоже ездили драться с панками.

Ленка, соседка по парте, сказала мне на уроке истории:

– Это были ненастоящие панки. Настоящие день Гитлера не празднуют. Мне брат сказал. Настоящие не такие, они – нормальные, не то, что эти гопники.

Она зовет гопниками Быка и Свирепого, и всех других пацанов, которые ездят драться за наш район. А Ленкин брат учится в пединституте. Он ушел от родителей в общежитие, потому что они его вечно пилили за длинные волосы и за музыку, которую он слушал. Его и в милицию несколько раз забирали за буржуазные ценности. Но это раньше, сейчас за это не забирают.

Мы с Ленкой сидим за одной партой почти восемь лет, с первого класса. Нас раньше всегда дразнили «теретеретеста, жених и невеста». На самом деле мы вообще не дружили, часто ругались и могли не разговаривать неделю и больше, хоть и сидели рядом. А в восьмом классе так получилось, что только я и она учимся хорошо и делаем все уроки. Тогда мы стали списывать друг у друга, чтоб меньше было домашней работы. Договаривались заранее, кто будет алгебру делать, а кто – химию. А иногда Ленка приносила в школу иностранные журналы про музыку, которые брат ей давал почитать. Мы с ней смотрели их на географии или на химии.

Дня через два после «дня Гитлера» Ленка принесла мне кассету. Сказала, что это «панк-рок», а группа называется «Секс пистолз» – «сексуальные пистолеты». Она мне и раньше давала послушать всякий рок – и «Лед Зеппелин», и «Пинк Флоид», и «Битлз». Но когда я пришел домой, вставил кассету в свою «Весну» и включил, мне она понравилась больше, чем все остальное. Я стал скакать по комнате и махать руками, и соседка снизу, тетя Шура, застучала по батарее.

Назавтра в школе я сказал Ленке:

– Да, это классная музыка.

– Да, ты прав. Это – клево. Вот это настоящие панки. В наших газетах про них пишут, что они, хоть и протестуют против буржуазной действительности, но все равно дегенераты и моральные уроды. А мне брат рассказал, что это они специально – одеваются так и стригутся, чтобы всех раздражать, чтобы все их ненавидели. А нас с тобой тоже ведь ненавидят, за то, что мы учимся хорошо и за то, что из нормальной семьи. И учителя тоже нас ненавидят, потому что мы много болтаем такого, что им неприятно.

– Откуда ты знаешь?

– Все знают. Но это все ерунда. Если хочешь, приходи сегодня ко мне, послушаем музыку – мне брат много кассет принес. Родители эту музыку ненавидят, но сегодня их дома не будет.

Ленкин отец – учитель математики и алкоголик. Про него говорят, что он много раз попадал в вытрезвитель, и что за это его выгоняли с нормальной работы. Сейчас он работает сторожем. А еще, он – бывший поэт, и его стихи лет десять назад или больше печатали в городской газете. Ленка ненавидит своих родителей, а они ненавидят ее. Они ругают ее постоянно за то, что у нее поведение «неуд». Ленка, хоть и отличница, но ругается с учителями и задает им вопросы с подколкой. В седьмом классе ей не дали за поведение похвальную грамоту, хоть у нее были и все пятерки. Классная говорит, что после десятого ей напишут такую характеристику, что ни в один институт не возьмут. Но Ленка всегда ей отвечает: